Простите, — еще вам про невежество свое побеседую. Ей, зглупал, отца своего заповедь преступил, и сего ради дом мой наказан бысть; внимай бога ради, како бысть. Егда еще я попом бысть, духовник царев, протопоп Стефан Вънифаньтьевичь, благословил меня образом Филиппа митрополита да книгою святаго Ефрема Сирина,1463
себя ползовать, прочитал, и люди. Аз же, окаянный, презрев отеческое благословение и приказ, ту книгу брату двоюродному, по докуке ево, на лошедь променял. У меня же в дому был брат мой родной, именем Евфимей, зело грамоте горазд и о церкве велико прилежание имел; напоследок взят был к болшой царевне вверх во псаломщики,1464 а в мор и з женою скончалъся. Сей Евфимей лошедь сию поил и кормил и гораздо об ней прилежал, презирая правило многажды. И виде бог неправду в нас з братом, яко неправо по истинне ходим, — я книгу променял, отцову заповедь преступил, а брат, правило презирая, о скотине прилежал, — изволил нас владыко сице наказать: лошедь ту по ночам и в день стали беси мучить, — всегда мокра, заезжена, и еле жива стала. Аз же недоумеюся, коея ради вины бес так озлобляет нас. И в день недельный после ужина, в келейном правиле, на полунощнице, брат мой Евфимей говорил кафизму1465 непорочную и завопил высоким гласом: «Призри на мя и помилуй мя!» И, испустя книгу из рук, ударился о землю, от бесов поражен бысть, — начат кричать и вопить гласы неудобными, понеже беси ево жестоко начаша мучить. В дому же моем иные родные два брата — Козма и Герасим — болши ево, а не смогли удержать ево, Евфимия; и всех домашних человек с тритцеть, держа ево, рыдают и плачют, вопиюще ко владыке: «Господи, помилуй! Согрешили пред тобою, прогневали твою благостыню, прости нас, грешных! Помилуй юношу сего, за молитв святых отец наших!» А он пущи беситься, кричит, и дрожит, и бьется. Аз же помощию божиею в то время не смутихся от голки тоя бесовъския. Кончавше правило, паки начах молитися Христу и богородице со слезами, глаголя: «Владычице моя, пресвятая богородице! Покажи, за которое мое согрешение таковое ми бысть наказание, да, уразумев, каяся пред сыном твоим и пред тобою, впредь тово не стану делать». И, плачючи, послал во церковь по Потребник и по святую воду сына своего духовнаго Симеона — юноша таков же, что и Евфимей, лет в четырнатцеть, дружно меж себя живуще Симеон со Евфимием, книгами и правилом друг друга подкрепляюще и веселящеся, живуще оба в подвиге крепко, в посте и молитве. Той же Симеон, плакав по друге своем, сходил во церковь и принес книгу и святую воду. Аз же начах действовать над обуреваемым молитвы Великаго Василия с Симеоном: он мне строил кадило и свещи и воду святую подносил, а прочий держали беснующагося. И егда в молитве речь дошла: азти о имени господни повелеваю, душе немый и глухий, изыди от создания сего и к тому не вниди в него, но иди на пустое место, иде же человек не живет, но токмо бог призирает, — бес же не слушает, не идет из брата. И я паки ту же речь вдругоряд, и бес еще не слушает, пущи мучит брата. Ох, горе мне? Как молыть? И сором, и не смею, но по старцову Епифаниеву повелению говорю; сице было: взял кадило, покадил образы и беснова и потом ударилъся о лавку, рыдав на мног час. Возставше, ту же Василиеву речь закричал к бесу: «Изыди от создания сего!» Бес же скорчил в колцо брата и, пружався1466 изыде и сел на окошко; брат же быв, яко мерътв. Аз же покропил ево водою святою; он же, очхняся, перъстом мне на беса, седящаго на окошке, показует, а сам не говорит, связавшуся языку его. Аз же покропил водою окошко, и бес сошел в жерновный угол. Брат же и там ево указует. Аз же и там покропил водою, бес же оттоля пошел на печь. Брат же и там указует. Аз же и там тою же водою. Брат же указал под печь, а сам прекрестилъся. И аз не пошел за бесом, но напоил святою водою брата во имя господне. Он же, воздохня иа глубины сердца, сице ко мне проглагола: «Спаси бог тебя, батюшко, что ты меня отнял у царевича и двух князей бесовских! Будет тебе бить челом брат мой Аввакум за твою доброту. Да и малчику тому спаси бог, которой в церковь по книгу и по воду-ту ходил, пособлял тебе с ними битца. Подобием он, что и Симеон же, друг мой. Подле реки Сундовика1467 меня водили и били, а сами говорят: «Нам-де ты отдан за то, что брат твой Аввакум на лошедь променял книгу, а ты-де ея любиш». Так-де мне надобе брату поговорить, чтоб книгу-ту назад взял, а за нея бы дал денги двоюродному брату». И я ему говорю: «Я, — реку, — свет, брат твой Аввакум». И он мне отвещал: «Какой ты мне брат? Ты мне батко; отнял ты меня у царевича и у князей; а брат мой на Лопатищах1468 живет, — будет тебе бить челом». Аз же паки ему дал святыя воды; он же и судно у меня отнимает и съесть хочет, — сладка ему бысть вода! Изошла вода, и я пополоскал и давать стал; он и не стал пить. Ночь всю зимнюю с ним простряпал. Маленко я с ним полежал и пошел во церковь заутреню петь; и без меня беси паки на него напали, но лехче прежнева. Аз же, пришед от церкви, маслом ево посвятил, и паки беси отъидоша, и ум цел стал; но дряхл бысть, от бесов изломан: на печь поглядывает и оттоля боится, — егда куды отлучюся, а беси и наветовать ему станут. Бился я з бесами, что с собаками, — недели с три за грех мой, дондеже възял книгу и денги за нея дал. И ездил к другу своему Илариону игумну: он просвиру вынял за брата;1469 тогда добро жил, — что ныне архиепископ резанской, мучитель стал християнской. И иным духовным я бил челом о брате: и умолили бога о нас, грешных, и свобожден от бесов бысть брат мой. Таково-то зло заповеди преступление отеческой! Что же будет за преступление заповеди господня? Ох, да толко огонь да мука! Не знаю, дни коротать как! Слабоумием обьят и лицемерием, и лжею покрыт есм, братоненавидением и самолюбием одеян, во осуждении всех человек погибаю, и мняся нечто быти, а кал и гной, есм, окаянной, — прямое говно! Отвсюду воняю — душею и телом. Хорошо мне жить с собаками да со свиниями в конурах: так же и оне воняют, что и моя душа, злосмрадною вонего. Да свиньи и псы по естеству, а я от грехов воняю, яко пес мертвой, повержен на улице града. Спаси бог властей тех, что землею меня закрыли: себе уж хотя воняю, злая дела творяще, да иных не соблажняю. Ей, добро так!