Об идейной стороне «Слова» и о его художественной форме накопилась огромная литература. В этом произведении очень сильна фольклорная основа и, вместе с тем, оно тесно связано с книжностью своего времени. Это произведение лирическое и эпическое одновременно. В нем еще чувствуется та неопределенность в жанре, которая была типична для XI и XII вв., когда жанровая система русской литературы не успела отстояться. Поэтичность «Слова» захватила многих русских поэтов. Переводы «Слова» делали виднейшие поэты. В русской поэзии неоднократны отражения образов «Слова», его мотивов, типичных для «Слова» метафор, приемов речи и т. п. «Слово» вошло не только в литературу, —оно послужило темой музыкальных произведений, живописных композиций и т. д.
Художественная высота «Слова» соответствует художественной высоте русской живописи того же времени (иконы XII в., фрески в храмах Киева, Новгорода, Владимиро-Суздальской Руси, Пскова и пр.), архитектуры (Покров на Нерли, Георгиевский собор Юрьева монастыря в Новгороде, собор в Юрьеве Польском и мн. др.). Замечательные ораторские произведения Кирилла Туровского (конец XII в.) также свидетельствуют о высоте русской культуры перед нашествием татаро-монголов.
«Слово» в сильнейшей степени повлияло на памятник XV в. «Задонщину». Через «Задонщину» оно повлияло и на многие другие памятники XV-XVII вв., но само «Слово» было слишком трудно для понимания и мало интересовало уже по своей теме, так как поражение 1185 г. не казалось событием, достойным читательского внимания. Поэтому-то оно и сохранилось в одном единственном списке. Впрочем, в единственном списке сохранилось не только «Слово о полку Игореве», — так же дошли до нас «Поучение» Владимира Мономаха, «Повесть о Горе-Злочастии» и мн. др.
Начиная с XI в. в составе переводной литературы русская книжность получила подборки изречений из различных источников — от библейских книг до сочинений античных ученых, философов, поэтов и христианских богословов и проповедников. Такие подборки вошли уже в Изборник Святослава 1076 г.; в конце XI в. сборником афоризмов, известным под именем «Стословец» Геннадия, воспользовался Владимир Мономах в своем «Поучении». Изречения, приписанные Менандру, Исихии, Варнаве, бытовали и в отдельных списках, вошли и в состав самого популярного обширного сборника изречений — «Пчелы», переведенной с греческого оригинала XI в., видимо, еще в Киевской Руси, но дошедшей в списках XIV — XV вв. Русский читатель знакомился через «Пчелу» с изречениями Плутарха, Сократа, Еврипида, Демокрита, Эпиктета, Платона, Аристотеля, Демосфена и других античных философов и писателей. И летопись, и исторические повести, и публицистика нередко прибегали к этим афоризмам. Через литературу они входили в устную речь, где встречались с русскими народными пословицами, и тогда начиналась как бы вторая жизнь книжного изречения, если оно по самому своему миропониманию чем-то сближалось с мыслями, закрепленными в устных пословицах, или вообще соответствовало продиктованной русской действительностью оценке тех или иных явлений общественной и частной жизни, их моральным нормам. В таких случаях самая форма книжного изречения, постепенно шлифуясь, приобретала характерный для народной пословицы мерный склад речи, становилась лаконичной, иногда ритм ее подчеркивался рифмой. Так, например, из «Пчелы» заимствованное изречение — «Иже хощет над пнем княжити, да учится первие сам собою владети» — в устной передаче звучит то совсем кратко: «Не управишь собою, не управишь и другим», то ритмично: «Кто сам собою не управит, тот и других не наставит» (В. Даль, Пословицы русского народа, М. 1957, стр. 125). Или библейское изречение, также включенное в «Пчелу», — «Копаяи яму под ближним своим въпадеться в ню» в устной речи сохраняется в виде пословицы: «Не копай другу ямы: сам в нее ввалишься» или «Не рой под людьми яму, сам ввалишься» (там же, стр. 194, 657).
Часто книжный афоризм лишь перекликается с народной пословицей, сложившейся независимо от него, и эта общность идеи способствовала усвоению переводного изречения. Так параллельны по мысли, хотя и не связаны по происхождению, следующие, например, пары: «Не остави друга древняго, новый бо не будеть ему подобен» — «Старый друг лучше новых двух»; «Ни птици упущены скоро можеши опять яти, ни слова из уст вылетевша възвратити можеши и яти» — «Слово не воробей: вылетит — не поймаешь» и т. д. Во второй половине XII в. яркий пример встречи книжных афоризмов с «мирскими притчами» — народными пословицами — дало «Слово» Даниила Заточника. С конца XVII в. многие книжные афоризмы сборников изречений, образцы которых идут с XI в., уже были записаны под названием «повести или пословицы всенароднейшие», которые «в народе издавна словом употреблялися».