Избранная

– Йен, мне больно. – шепчу я, но давление лишь усиливается.

Вдруг из легких выбивает весь воздух, и я вскрикиваю от боли, не сразу поняв, где нахожусь. Едва не срываюсь на визг, но сдерживаюсь в последнюю секунду, когда понимаю, что надо мной склонилась Искра. Она такая большая, что занимает практически все пространство в комнате. Искра тянет меня куда-то за руку с такой силой, что я упала с кровати, именно это меня и разбудило. От падения вышибло дух, и я, задыхаясь, не могу подняться. Искра, не останавливаясь, тянет меня прочь из комнаты, а я как выброшенная на лед рыба не могу сориентироваться в пространстве и хватаю ртом воздух. На меня накатывает паника. Она что, хочет меня съесть? Но зачем ей это? И почему начала она именно с руки? Огромным усилием воли толкаю панику прочь и стараюсь взглянуть на ситуацию трезвым взглядом. Что-то не так. Несмотря на то, что Искра крепко держит мою руку, давление острых зубов не настолько сильное, чтобы прокусить кожу, но мне и без этого ужасно больно. Теперь я даже не знаю, где болит сильнее – на месте ушиба грудной клетки или там, где Искра вцепилась в меня.

– Йен? – пытаюсь прокричать, но изо рта доносится только хрип. Ответа нет, тогда я смотрю на Искру. – Что ты делаешь?

Она рычит, но продолжает тянуть меня прочь. И только тут я чувствую запах дыма и слышу треск похожий на… огонь? Глаза в ужасе расширяются. Дом горит? Свободной рукой хватаюсь за загривок Искры и пытаюсь перевернуться, чтобы наконец подняться на ноги. Боль в груди настолько сильная, что я не сдерживаюсь и кричу, ощущая, как по лицу непроизвольно начинают течь слезы. Искра тормозит только тогда, когда вытаскивает меня в коридор. Она отпускает мою руку, и я наконец могу встать на четвереньки, на большее оказываюсь просто не способна. Прижимаю руку к груди, но боль никуда не уходит. Бросаю взгляд в сторону спальни, там никого нет. Где же Йен? Надеюсь с ним все в порядке. Пытаюсь снова его позвать, но ничего не выходит. Вижу огонь, поднимающийся по лестнице с первого этажа. Путь вниз отрезан. Все пространство в дыму, который тут же проникает в легкие, горечь заполняет горло. Нещадный кашель сотрясает все мое тело, заставляя корчиться от боли. Искра ложится на пол рядом со мной, рычит и толкается боком о мой бок. Разум в тумане, но я, кажется, понимаю, чего она хочет от меня. Протягиваю руки, обхватывая мощную шею. Забросить ногу не успеваю, Искра резко поднимается, и я снова кричу от этого быстрого движения, но каким-то чудом не расцепляю рук. Одного взгляда, затуманенных слезами глаз, хватает, чтобы догадаться, что она задумала.

– Н-нет… – шепчу, едва шевеля пересохшими губами.

Естественно, она меня не слушает, а уже мчится в сторону окна. Прижимаю лицо к ее шее и зажмуриваю глаза. Прыжок, чувство невесомости, треск оконной рамы и бьющегося стекла, быстро приближающаяся земля, удар. Расцепляю руки и падаю на газон, снова закричав. Возможно, мне только показалось, но, по-моему, я слышала треск ломающегося ребра. Опускаю взгляд вниз, замечая растекающееся красное пятно на рукаве белоснежной рубашки. Я порезалась? Ничего не чувствую, кроме ослепляющей боли в груди от скорее всего уже сломанного ребра, и разъедающего внутренности кашля, который до сих пор не прекратился. Воздух отказывается проникать в легкие, и я корчусь от его недостатка. Былая боль не сравнится с той, что поселилась в груди теперь. За что мне это, я не понимаю. И прежде чем сознание наконец меркнет, думаю о том, что лучше бы я не соглашалась ни на какие условия Хаос и навсегда осталась в Ином мире, потому что выносить испытания этого мира уже нет никаких сил.

Глава двадцать шестая

Йен очень быстро оказывается поблизости от дома, где оставил Арин и Искру. Он продолжает ощущать гневные волны, исходящие от своего искателя, а когда видит, что дом охвачен пламенем, которое уже перекинулось на соседнее строение, то едва не сбивается с шага. Внутри разрастается волнение за девушку. Под препаратами она могла и не проснуться, а в таком пожаре ее ждет гарантированная гибель. Он с силой сжимает от злости зубы и клянет себя на чем свет стоит за то, что снова облажался. Нельзя было оставлять Арин одну.