Избранная дракона

На реке тихо и спокойно, особенно когда Варк отдыхал, и лодку медленно несло течение. Иногда я проваливалась в дрему, а потом усталость окончательно сморила, и я отрубилась.

— Просыпайся! — тряс Варк за плечо. Спросонья села, откинула с лица разлохмаченные волосы и попыталась открыть глаза — но не смогла. Зато испуганный крик Варка расслышала хорошо:

— Глосья квара! Что с тобой?!

— А, это? — прошипела ласково змеей. — А это результаты твоей заботы! — Почесала опухшую щеку. — Все нормальные девы по домам сидят, а я по болотам шастаю, мошек кормлю. Радует, что только их, а то, знаешь ли, чудовище голодное на досуге запросто можем встретить!

— Хоть язык не пострадал — по голосу опознают, — осадил Варк угрюмо. Видать, живо представил благодарность Кхарта, когда «красотка» вернется домой.

— Зато меня не опознают враги.

— Болтая, язык не прикуси, — процедил он и выпрыгнул из лодки, чтобы вытащить ее на берег. Как ни сердился, мне выбраться на берег помог.

У отекшего, едва открывающегося глаза обзор плохой. Второй и вовсе отказывался смотреть на мирское безобразие. Может, и к лучшему. Увидь я свое отражени в водной глади, прибила бы «телохранителя», потому что выглядела, наверняка, как нищенка, еще и уродка.

Хорошо спрятав лодку, дальше в путь отправились пешком. Я брела понуро, тяжко вздыхала, пока Варк не выудил из сумки припасенную лепешку. Каждому досталось по половинке, но это лучше, чем ничего. Перекусив, я подобрела, и потянуло на разговоры.

— А ты знаешь, что больше всего любит чернь? — спросила, наблюдая за гордым жреческим профилем.

— Поведай, — сухо произнес он в ответ. Понять Варка можно: всю ночь лодкой управлял, не спал, а тут я донимаю.

— Хлеба и зрелищ! — он молчал, и я продолжила мысль: — Это я к тому, что хлебом накормил, но давай, обойдемся без зрелищ, — посмотрела с надеждой. — А то, знаешь ли, утро началось без приключений, что в свете последних дней кажется подозрительным.

— Придем в Лагсарн, сразу в храм, и никаких зрелищ.

— Спасибо! — обрадовалась я. — А если по пути, заглянем к Тиасе?

— Хочешь бутылек ароматный показать?

— Истерику сейчас покажу, — пригрозила шутя. — Говорила же: тю-тю бутылек. — И развела руки.

— Иного и не ожидал, — скептично ответил он.

— Зайдем?!

— В таком виде нет. Она решит, что тебя жрецы изводят. Знаешь, чем обернется?

— А ты меня, добрый сын Лагеарнии, извести не хочешь? Или есть в планах? А…

— В планах есть заткнуть кому-то рот.

— Поцелуем? — ерничая, повернулась к нему опухшим лицом и «моргнула» заплывшим глазом.

Миновав городские ворота, я предвкушала, что скоро помоюсь, от души поем и упаду на чистую постельку. Но телохранитель «обрадовал», что сразу идти в храм нельзя, нужно разведать обстановку. И, оставив меня на соседней улице в теньке, отлучился. А чтобы не было страшно, оставил сумку со златокрылой внутри.

Прижимая к себе объемную суму, я вертела головой, разглядывая суетящийся прохожих, и подбирала маленькой хвостатой вредине прозвище. Но на языке вертелись только Зубася, Крыся, Хряся, Вреднуся, Грызя…, пока не озарило:

«Фрося!» — и тут меня грубо толкнув плечом прохожий. Еще и Фрося резко дернулась в сумке, чувствительно боднув в живот.

— Что за…?! — не успела понять, как толстый мужик в дорогой одежде истошно заорал:

— А-а! А-а! — и замахал окровавленной рукой. От испуга я не сразу сориентировалась, что произошло. Но из сумки высунулась испачканная кровью Фрося и угрожающе зашипела на него…

«Вор! Она укусила вора!» — догадалась. Только акт возмездия не обрадовал. Привлеченные криком люди увидели синенькую мордочку, на мгновение остолбенели, а потом ринулись на меня с криками:

— Еще одна! Еще одна избранная! Люди! Еще одна! — конечно, фиг ли меня с опухшей моськой опознаешь.

Тут Фрося взмыла в небо, и восторженные людские вопли на все близлежащие улицы разнесли, что нашлась еще одна избранная.

В этот раз, пока меня снова на руках куда-то тащили радостно оравшие люди, я молчала и отстраненно думала, что в храме окажусь раньше Варка. Но… толпа разумно решила, что если одна избранная у жрецов уже есть — вторую нужно отдать в другие нуждающиеся руки. Поэтому приволокли меня к тизарскому дворцу, чтобы, так сказать, передать в надежные руки будущего мужа — Ковена.

Скандируя во все горло у ворот:

— Избранная — невеста тизарина! Избранная — невеста тизарина! — смели охрану, преграждавшую путь, и начали стучать в большие ворота.

Не сразу, но створки распахнулись, и перед толпой предстали две фигуры: блистательный тизарин и его царственная мать — Нельмела. Гамма чувств отражалась на их лицах: радость, недоверие, надежда, даже страх. И только мне одной из тысяч людей хотелось разрыдаться от обиды. Но когда меня поставили перед Ковеном, при виде такой умопомрачительной красавицы захотелось расплакаться и ему. А нельзя! В напряженной тишине тысячи глаз наблюдали за нами.