Избранная и беглец

Она поняла, что своими глупыми вопросами влезла туда, куда не следовало. Щеки пылали. Она ведь… не хочет. Ничего не хочет. Рато Ревельшон сделал все, чтоб никогда не хотелось.

Снова посмотрела на Оллина. Тот невозмутимо ждал ответа, но во взгляде сквозило беспокойство.

— Мне страшно, — призналась Айрис, — я совсем не знаю тебя.

— Мне тоже страшно. Меня пытаются убить, а теперь я вынужден тащить тебя за собой, потому что не могу иначе. Мне казалось, если я тебя оставлю, то не смогу дальше жить. И это пугает еще больше. То, что я перестал себя контролировать.

— Прости, но я… не хочу с тобой спать. Вообще ни с кем не хочу.

— Я это уже понял, ты предпочитаешь препираться и драться. — Голос Оллина прозвучал совершенно бесстрастно. — Но у нас впереди много времени… Прости, но я тебя не отпущу.

Вот и поговорили.

* * *

Когда звезды за окном обрели свой обычный вид, Оллин расстегнул ремни и выбрался из своего кресла, затем щелчком освободил от ремней и Айрис.

— Вставай.

— З-зачем?

— Все еще боишься меня?

Она кивнула. Конечно, побаивалась. Но не столько Оллина, сколько полной неизвестности. Все окружающее пугало ее.

— Я же сказал, что не сделаю тебе ничего плохого. Ну а то, что увез — так получилось, обратно не переиграешь. И не думай, что мне все это легко дается. Рядом с тобой мне плохо так, словно кто-то внутри скальпелем ковыряется. Без анестезии.

Айрис послушно встала на ноги.

Больно ему, видите ли. Ей тоже больно. Ну так, может, разойтись в разные стороны?

И сама себе ответила: ты дура, Айрис Ленне, как есть дура. Куда ты пойдешь? Тебя пометили скверной Проклятые, от тебя все отказались. Куда? Вот куда идти? Только и остается, что мчаться неведомо куда вместе с этим мужчиной. Мечтать о том, что когда-нибудь, если сильно повезет, она сможет взять на руки своего мальчика, заглянуть в его светлые глазенки и сказать о своей любви. От осознания собственной беспомощности, никчемности, а заодно и несправедливости судьбы резнуло болью.

Оллин внезапно поморщился, как будто это острое ощущение задело и его. Отошел от нее вглубь повозки, туда, где стоял диван, затем полез куда-то в шкаф — если это можно было назвать шкафом — и некоторое время шелестел чем-то. Приказал коротко:

— Стол.

Айрис только и смогла, что глупо хлопать глазами при виде поднявшегося из совершенно гладкого пола столика. Оллин разложил яркие свертки, поманил ее к себе.

— Есть хочешь?

Хотела ли она? Еще как. За всеми событиями, перевернувшими ее жизнь с ног на голову, Айрис и забыла, когда ела в последний раз. Наверное, у патера Сколта, когда они пили чай и он рассказывал ей об избранных, о Двуедином, о Проклятых. Странный тогда разговор вышел, Айрис мало что поняла, но запомнила: Проклятые — не просто так рядом с людьми. А чей это замысел — никто и не знает.

— Хочу, — призналась она, сглотнув слюну, — очень…

— Ну, тогда садись. Тебе интересно будет пересмотреть все это. Я, когда дорвался, все обертки перещупал как ненормальный. Я-то раньше такого в руках не держал.

— А ты? Ты будешь?

Оллин поморщился.

— Пожалуй, обойдусь водой. Гиперпрыжок — та еще гадость.

Айрис послушно опустилась на диван, привычным жестом поправила подол, а потом вспомнила, что нет у нее юбки. Она затянута в эластичный плотный материал и выглядит все равно что голая, только ниже талии ткань сильно плотнее и расшита тонкими пластинами, словно чешуей, и такая же чешуя на груди и плечах.

Осторожно взяла первый попавшийся сверток, уставилась на чудные символы, которые — чудеса прямо! — вдруг оказались вполне читаемыми. Да что с ней сделали Проклятые? Что нужно было с ней сделать, чтобы непонятные закорючки обрели смысл?

— Креветка копченая, — медленно прочла она и подняла глаза на Оллина, — что это?

— В морях обитает. — Его глаза улыбались, глядя на Айрис. — Ты попробуй, должно быть вкусно.

И она попробовала. Действительно было очень необычно, но вкусно. Потом развернула сверток с названием «Арминтус тертый», там оказалась мягкая паста с сильным ароматом яблок. Айрис огляделась в поисках ложки, но таковой не было, поэтому она смело ковырнула лакомство пальцем, облизала… и тут же поймала потемневший взгляд Оллина.

— Что?

— Ничего.

Он торопливо отвернулся, а затем и вовсе отошел, молча сел в свое кресло и принялся что-то настукивать по мерцающим огонькам. Потом прямо перед ним, в воздухе, развернулось тускло светящееся окно, наполненное символами, и Оллин принялся руками их двигать, как будто искал что-то.

Айрис доела «тертое яблоко», запила водой, огляделась в поисках…

— Туалет вон там, — подсказал ей со своего места Оллин.

Айрис уединилась в белоснежной кабинке, расстегнула одежду. Потом застегнула. Умылась, поплескав в лицо холодной чистой водой. А когда вернулась, Оллин уже развернулся в кресле лицом к ней.

— Я нашел, кто такой Делайн, — произнес он тихо. — Понимаю, что тебе это вряд ли интересно, но мне нужно сказать кому-то. Я так устал держать все в себе. Правда устал. Аси нельзя было говорить, он, скорее всего, доносил о моих поступках и реакциях тому, кто все это затеял.