Избранная лирика

И вот я в трёх соснах – плутаю.

И где не молчится – молчу.

Не жду. Не зову. Не мечтаю.

Но как перед смертью хочу:

Пускай на беду работягам –

Ребятам дорожных бригад,-

Задует буран по оврагам,

По балкам, как здесь говорят.

Измает сугробами ноги,

Рубаху пристудит к спине.

И вот ты собьёшься с дороги!

И вот постучишься ко мне!

А я бы не крикнула: «Милый!»

И не замерла на груди.

А я бы тебя накормила.

А там хоть трава не расти.

* * *

Ах, бабье лето – слёзы на полсвета,

И горько хорошеют зеленя.

Я не хочу, чтоб всё прошло, как лето,

Но кто об этом спрашивал меня?

И первый снег хозяйничает снова.

И снегу не противится трава.

А вот из песни выкинули слово,

А песня эта всё-таки жива.

Так что гадать: что не было, что было,

Надеяться: что было, так пройдёт,

Когда о том, что я тебя любила

На всю Россию Зыкина поёт!

* * *

Я знаю мнения иные

Литературных королей,

Что мы, поэты областные,-

Актёры для вторых ролей.

Что дело самое простое –

Быть первым там, где я живу.

Что коль поэт чего-то стоит,

Он всё равно сбежит в Москву!

Москву ни вздохом не унижу!

Мы все ей с юности верны.

Москва – она в разлуке ближе,

Да и видней со стороны.

...Спасибо, город мой, на этом:

Что ты не слушаешь молвы

И веришь мне, как тем поэтам

Героя-города Москвы.

Во всех ролях меня пытаешь

И от меня всё больше ждёшь,

Чего я стою, не считаешь

И никому не отдаёшь.

Ты мне – награда, и заданье,

И партбилет, и зов «В ружьё!»,

Моё последнее свиданье,

Мой хлеб и Болдино моё.

Арбуз

Михаилу Луконину

Морозным ветреным снежком

С утра хрустит базар.

Старик накрыл большим мешком

Тугой зелёный шар.

Обтёр заиндевелый ус

Озябшею рукой

И закричал: «А ну, арбуз,

Арбуз. Смотри, какой!»

К нему - народ со всех сторон.

Старик твердил: «Бери!»

Но кто-то громко крикнул: «Он,

Поди, пустой внутри!»

И в тот же миг

На этот крик,

Как коршун,

Кинулся старик.

Сказал негромко: «Врёшь!»

Сказал – и вынул нож.

Как он успел? И как он смог?

В какой зелёный круглый бок

Ударил сгоряча?

Но хлынул на снег алый сок!

И всем почудилось: у ног

Не снег, а золотой песок –

Далёкая бахча.

Арбуз лежал передо мной

И сочен и багров,

Как щедрый августовский зной

Быковых Хуторов.

Арбуз лежал, живым огнём –

Огнём земли горя.

И тихо таяли на нём

Снежинки декабря.

* * *

Надежде Павловской

Когда бы всё, что нам хотелось,

Вершилось в жизни без труда,

С лица земли исчезла б смелость,

Которой брали города.

И если б горькие ошибки

Не жгли нам руки и умы,

Считали б чистые улыбки

Всего лишь вежливостью мы.

А я за то, чтоб в жизни встретить

И неудачу и грозу,

Улыбку вовремя заметить,

Припрятать вовремя слезу,

Чтобы на каждом повороте

Тревожный

красный

свет не гас!

За то, чтоб в жизни и в работе

Судьба не баловала нас.

* * *

Я этих слухов за моей спиной

Не то чтобы ждала, но дожидалась:

Ничтожество, проученное мной,

Оно не зря ничтожеством осталось.

Ну вот и ходят слухи стороной.

Но не от них и горечь и усталость.

Но ты зачем, мой старый, умный друг,

Заметив, что я всё-таки страдаю,

Заторопился, запрощался вдруг!

Зачем ты мне сказал: - Предупреждаю!..

И я не сплю какую ночь подряд,

Какой рассвет не ведаю рассвета

Не потому, что люди говорят.

А потому, что друг поверил в это.

Журавли

А. и Н. Мизиным

Зима, как говорится, злится!

Но где-то там, ещё вдали,

Летят серебряные птицы,

Седые птицы – журавли.

Они летят дорогой длинной,

Путём, не знающим конца.

Упрямым клином журавлиным

Они врезаются в сердца.

И кличем, полным вешней новью,

И каждой жилочкой в крыле,

И той безудержной любовью,

Которой тесно на земле!

Они прошли такие дали,

Они летели столько дней!

Они, наверно, так устали,

Что и не думают о ней.

Они встречали снег и слякоть,

Туманов липнущую сеть.

Они поют – чтоб не заплакать.

Они летят – чтоб долететь.

И вдруг один вздохнул устало

И начал падать тяжело.

Но где-то рядом трепетало

Родное серое крыло.

И он схватил последним взглядом

Цепочку вытянутых тел

(А то крыло всё билось рядом!)

И не упал. И – долетел.

...Они летят по всей России,

Седые птицы – журавли.

Их треугольники косые

Весь белый свет пересекли.

И перед первым снегопадом

В тугую синь взовьются вновь.

Они всю жизнь летают рядом,

А это – больше, чем любовь.

* * *

Я всё ещё не веря, не мигая,

На тот перрон негаданный смотрю.

Ещё есть время. Крикни: «Дорогая...»

Не говори: «За всё благодарю!»

Неужто это называют силой,

Чтоб, как на свечку, дунуть на зарю,

Сломать крыло родному слову «милый»,

Живой любви сказать: «Благодарю!»

Прости. Не упрекаю. Не корю.

...Я всё ещё на тот перрон смотрю.

Я всё ещё тебе не верю. Милый.

* * *

Всё падает, падает с неба,

Пуржит и пуржит на ходу.

Давно уже не было снега

Такого, как в этом году...

Дороги, кусты и заборы

Заносит за десять минут.

Его проклинают шофёры,

Его трактористы клянут.

На хлопья, летящие с неба,

Глядят, как на злого врага.

Но знают: к высокому хлебу

Высокие эти снега!

...Всё падает, падает с неба,

Дороги в узлы завязал.

Давно уже не было снега

Такого, чтоб за сердце взял!

Чтоб так серебрился лучисто,

Чтоб так замирало в груди –

Тревожно, и больно, и чисто,

Как будто вся жизнь впереди.

КНИГИ СТИХОВ МАРГАРИТЫ АГАШИНОЙ

(Библиографическая справка)