Ребенку так легко дышать на свете! Он жизни полон, — и зачем ему О смерти знать? Нет, мысли эти Несродны детскому уму. Иду, — мне девочка навстречу. Семь лет ей, по ее словам. Дивлюсь густым ее кудрям, Волнами вьющимся на плечи! Простые сельские черты, И странность дикая наряда, И глазки, чудо красоты, — Все в этой девочке отрада. "Вас сколько братцев и сестер?" — Нас семь, — она мне отвечает И робко любопытный взор На незнакомца подымает. "Благословенная семья… И вместе все, душа моя?" — На кораблях ушли куда-то, Да двое нас в земле лежат; А подле них, вон там в избушке, Мы с маменькой… Я слушать рад! "Так двое за морем, вострушка, Да двое в городе живут, И стало вас не семь, а меней?" — Нет, семь, ведь брат с сестрицей тут, В земле, под купою ясеней. "Ты, друг мой, споришь мне на смех! Двоих уж вы похоронили; Вас было семь, когда те жили, Теперь не пятеро ли всех?" — Их видно, барин, где они зарыты: Могилки свежей зеленью покрыты. За хижиной шагов пяток назад, — Там! — оба рядышком лежат. И я хожу туда вязать чулочек, Для куклы шить или рубить платочек. На травке сидя, как в раю, Для них я песенки пою; А закатится солнце красно И на дворе тепло и ясно, Я часто ужин свой беру, — Хоть маменьке не по нутру, — Иду опять к могилкам в гости И ужинаю на погосте… Сестрица прежде умерла: В постельке охала, стонала; Бог сжалился, — и перестала, И молча в гробик свой сошла. На кладбище ее зарыли. Все лето с братцем мы ходили К ней над могилкою играть; Вот стал и снег уж выпадать, Уж началися и катанья, — Брат захворал — и, без страданья, Он рядышком с сестрицей лег… Я будто бы понять не мог. "Так сколько ж вас теперь на свете? Двоих Господь на небо взял?" Она при том же все ответе: — Нас семеро! — Я спорить стал; Но речи тратил с ней напрасно, Она стояла на своем, И ей казалось очень ясно, Что жить нельзя не всемером!