Ребенок простодушный, чей Так легок каждый вдох, В ком жизнь струится, как ручей, Что знать о смерти мог? Я встретил девочку, идя Дорогой полевой. "Мне восемь", — молвило дитя С кудрявой головой. Одежда жалкая на ней И диковатый вид. Но милый взгляд ее очей Был кроток и открыт. "А сколько братьев и сестер В твоей семье, мой свет?" Бросая удивленный взор, "Нас семь", — дала ответ. "И где ж они?" — "Ушли от нас В далекий Конвей двое, И двое на море сейчас. А всех нас семь со мною. За нашей церковью в тени Лежат сестренка с братом. И с мамой мы теперь одни В сторожке с ними рядом". "Дитя мое, как может вас Быть семеро с тобою, Коль двое на море сейчас И на чужбине двое?" "Нас семь, — ответ ее был прост, — Сестра моя и брат, Едва войдешь ты на погост — Под деревом лежат". "Ты здесь резвишься, ангел мой, А им вовек не встать. Коль двое спят в земле сырой, То вас осталось пять". "В цветах живых могилы их. Шагов двенадцать к ним От двери в дом, где мы живем И их покой храним. Я часто там чулки вяжу, Себе одежку шью. И на земле близ них сижу, И песни им пою. А ясной летнею порой, По светлым вечерам Беру я мисочку с собой И ужинаю там. Сначала Джейн ушла от нас. Стонала день и ночь. Господь ее от боли спас, Как стало ей невмочь. Мы там играли — я и Джон, Где камень гробовой Над нею вырос, окружен Весеннею травой. Когда ж засыпал снег пути И заблестел каток, Джон тоже должен был уйти: С сестрой он рядом лег". "Но если брат с сестрой в раю, — Вскричал я, — сколько ж вас?" Она в ответ на речь мою: "Нас семеро сейчас!" "Их нет, увы! Они мертвы! На небесах их дом!" Она ж по-прежнему: "Нас семь!" — Меня не слушая совсем, Стояла на своем.
Пока не началась моя Дорога пилигрима, О Англия, не ведал я, Как мною ты любима. Прошел тот грустный сон, и вновь В простор меня не тянет, Но, кажется, к тебе любовь Расти не перестанет. Твои леса, твои луга, Здесь все, что сердцу свято, У английского очага Люси пряла когда-то. Твое светило грело нас В дни юности веселой, И взор Люси в последний раз Взглянул на эти долы.