Избранная луной

Если бы не огонь, который жег спину изнутри, Ник решил бы, что умер и отправлен в какой-то странный ад. С момента, когда он очнулся после того, как река выплюнула его из стремнины вместе с кучей мусора, его мир стал поистине странным местом.

Поначалу все казалось слишком похожим на сон, чем на явь. Щенок сам его нашел! Вместе с ним была самка землерыла, которая хотела его укокошить, и та, которую Ригель выбрал в спутники, девушка по имени Мари.

Мари тоже была похожа на сон. С первого взгляда казалось, что она родилась в Племени. Высокая и стройная. Волосы солнечного цвета коротко острижены, так, что курчавились вокруг ее лица, как у ребенка. Но лицо выдавало ее. Черты были не совсем такими, как у людей Племени. Да, высокие и хорошо слепленные скулы, да, полные, четко очерченные губы, но глаза. Больше и почти миндалевидной формы. И цвет. У людей Племени глаза были разных оттенков зелени. А у нее – серые, такие яркие и чистые, что казались серебряными.

Что-то эти глаза напоминали, но что именно – затуманенному болью мозгу Ника никак не удавалось это уловить.

Хотя Ник то и дело терял сознание, пока девушки несли его домой с берега, он четко ощущал напряжение между ними, как осознавал и то, что главная среди них определенно Мари.

Когда они дошли до своего дома, который звали норой, Ник уже не был уверен в собственных воспоминаниях: так бывает со случаями из раннего детства, когда ты не можешь понять, что «помнишь» ты сам, а что тебе не раз рассказывали.

Его спасли землерылы – не может быть!

Принесли на носилках в уютное место под названием нора, вынули наконечник копья и перевязали раны – не может быть!

Тем не менее, дело обстояло именно так, и теперь он лежал на удобной подстилке, полностью в сознании в полуподземной норе, а рядом с ним на расстоянии вытянутой руки лежал тот самый щенок овчарки, которого он искал много дней, и в уютном тепле очага дремала та, к которой он пришел, наполовину землерыл.

– Но, тем не менее, я здесь, – прошептал Ник самому себе.

Щенок поднял голову и посмотрел на него. Ник улыбнулся и погладил его мягкий мех, не обращая ни малейшего внимания на прорезавшую тело от движения боль.

– Ты проснулся?

Ник посмотрел на девушку. Она сонно потерла глаза и потянулась, а потом пошевелила угли в очаге и зачерпнула еще воды, чтобы вскипятить в котелке.

– Да, вполне. Если ты, конечно, не скажешь, что мне это снится.

– Нет, не снится. Как ты себя чувствуешь?

– Непонятно.

Она, склонив голову, изучала его. Глаза ее, кажется, улыбались, хотя лицо оставалось серьезным.

– Непонятно – это неплохо. Я ждала, что ты скажешь «больно» или в сотый раз спросишь, не умер ли ты.

– Ну, спина болит. И голова, и нога. Но замешательство не от боли. Гм, я хочу сказать тебе за это спасибо.

– За то, что ничего не понятно?

– Ну, и да, и нет. Я в замешательстве, да, но благодарен тебе за помощь.

– Не за что.

– Тебя, в самом деле, зовут Мари?

– Да.

– Я помню. Но вспоминать вчерашний день – как вспоминать сон. Кошмар, если уж быть совсем честным, – признался Ник.

– Вчерашний?

– Ну да, когда вы вытащили меня из мусора на реке и принесли сюда.

Она налила кипяток в каменную чашу и слегка взболтала его, а потом сказала:

– То «вчера», о котором ты говоришь, случилось пять «вчера» назад.

Ник почувствовал, как похолодел от шока:

– Я здесь уже пять дней?

– Вообще, почти семь. Рассвет уже близок, – уточнила она.

– Я не чувствую себя так, как будто был без сознания пять дней, – возразил он.

– А ты и не был, во всяком случае, не совсем. Ты то приходил в сознание, то отключался – главным образом потому, что у тебя была горячка. И ты все время говорил о ком-то по имени О’Брайен.

– Это мой кузен и лучший друг, – пояснил Ник.

– В горячечном бреду ты о нем очень тревожился.

– Я и сейчас за него тревожусь. Не так давно он был ранен.

– А еще ты говорил с отцом.

– И что я говорил? – Ник разом почувствовал испуг и любопытство.

Она пожала плечами.

– Трудно было что-то разобрать, но я отчетливо слышала слова «отец» и «О’Брайен».

– Должно быть, отец считает, что я мертв, – сказал Ник, обращаясь скорее к себе, чем к ней.

– Ты идешь на поправку. Я рада видеть, что ты в полном сознании. Наконец-то. Скоро увидишь отца. – Подняв каменную чашу, она процедила отвар через тонкую ткань и налила в большую деревянную кружку. – Выпей. Боль утихнет.

– Сперва поможешь мне сесть?

Она кивнула и позволила ему опереться на нее, пока она подтыкала под его спину подушки. Откинувшись на них, он пораженно осознал, что даже небольшая нагрузка дается ему с трудом, а рана на спине начинает пульсировать болью.

– Выпей чаю, – она протянула ему кружку.

Однако Ник не спешил.

– Это снотворное, и я снова вырублюсь?

– На твоем месте я бы рассчитывала на это.

Он поставил кружку на полочку рядом с собой и спросил:

– Мы можем сначала поговорить?

Она пожала плечами:

– У тебя болит – тебе и решать.

– Мари, где я?

– В моей норе, у меня дома.

– А где еще одна девушка? Вас же было двое, так?

– Ты имеешь в виду Зору? Ее нет дома, но она скоро вернется.

– Она хотела убить меня?

Улыбка в глазах Мари лишь слегка тронула ее губы: