– Кто ты? – спросил он, лишь затем, чтобы выгадать время и собраться с мыслями. Он не видел ее прежде, но знал, как ее зовут. Весь Народ знал имя незрячей. Когда она родилась, ее собирались принести в жертву, но Стражницы провозгласили, что она принадлежит Богине, и оставили в живых. Случилось это почти шестнадцать зим тому назад, и вот сейчас Верный Глаз увидел ее впервые.
– Я – Голубка, – сказала она, склонив голову набок. – И ты это знаешь. Но кое-чего ты не знаешь, Заступник. Богиня нарекла меня своим Оракулом.
С мгновение Верный Глаз смотрел на нее, не отрываясь, но вскоре не выдержал. Запрокинув голову, он от души расхохотался.
– Ты смеешься над Оракулом? – с упреком спросила девушка.
– Нет! Я смеюсь над безглазой девчонкой, которой хватило мозгов, чтобы выжить!
– Я отмечена Богиней. Я – ее голос.
Верный Глаз снова хохотнул:
– Со мной тебе нет нужды притворяться.
– Я и не притворяюсь.
– Значит, ты и правда голос Богини?
– Да. Это так.
– Объясни мне, как это у тебя получается, – попросил он.
– Я не могу видеть глазами, но Богиня посылает мне видения.
– И все они сбываются?
– Да, но я не всегда о них рассказываю. Иногда Богиня хочет преподать урок, иногда предостерегает, иногда вознаграждает. Я говорю только то, что желает Богиня.
– Очень удобно. Если видения не сбываются, всегда можно потом сказать, что о чем-то пришлось умолчать, потому что так Богиня просила, конечно.
– Ты мне не веришь.
Хотя это не было вопросом, Верный Глаз ответил:
– Не верю. А знаешь почему?
– Ты хочешь занять мое место.
– Вовсе нет. Мне достаточно роли Заступника Богини, которой нет. И перспектива стать ее Оракулом меня не интересует. А вот ты – интересуешь. Очень.
Голубка вдруг затихла. А потом медленно, понимающе улыбнулась:
– Ты знаешь.
– Что Богиня – всего лишь полая статуя и что поколения Стражниц веками нас обманывали? Да, знаю.
– Тогда зачем называешь себя Заступником и утверждаешь, что следуешь ее воле? – спросила Голубка.
– Я не притворяюсь. Я хочу новой жизни для тех, кто этого заслуживает, хочу увести людей из этого Города болезней и смерти. Если поначалу для этого придется притвориться голосом мертвой Богини, что с того. Благая цель оправдает эту маленькую ложь.
– Потому, что она – ради Народа, а не для собственной корысти.
– Ага, вот теперь я слышу Оракула. Это Богиня тебе нашептала? – съехидничал он.
– Нет. Сама додумалась. Нет никакой Богини. Только старухи, которым есть дело лишь до самих себя. И Народ, которому они лгут из поколения в поколение.
– Теперь уже только Народ, ты и я. Визгливых эгоистичных старух больше нет – я отправил их к Богине, которой тоже нет.
Она улыбнулась:
– Я так и думала. Я почуяла запах их крови и услышала крики. А теперь я хочу задать тебе вопрос.
– Спрашивай. – Верный Глаз почувствовал, что безглазая дева необычайно интересует его.
Голубка медленно приблизилась. Ее шаги нельзя было назвать неловкими или неуклюжими, – девушка передвигалась неспешно, но каждое ее движение было выверенным и точным. А также исполненным неприкрытой чувственности, отчего у Верного Глаза свело внизу живота от желания. Она остановилась на расстоянии вытянутой руки.
– Правда ли то, что ты впитал жизненные соки оленя и что твоя кожа омолодилась и стала, как у подростка?
Верный Глаз стянул окровавленную рубаху.
– Можно твою руку? – спросил он.
Голубка тотчас же протянула ему обе руки ладонями кверху. Он взял их и осторожно провел ее пальцами по своим мускулистым рукам и груди, а в местах, где плоть оленя и его собственная сплелись воедино и где сохранились рубцы от ран, он позволил ее пальцам задержаться подольше.
– Невероятно! – прошептала она. – Это правда!
– И так может быть с любым, – сказал Верный Глаз. – Только не в гиблом Городе мертвой Богини. Нам нужно оставить его и основать новый, избавленный от многолетнего мора.
Она положила руки ему на плечи. Подняла к нему лицо – и он подивился: даже без глаз оно показалось ему выразительным и прекрасным.
– Если ты возьмешь меня с собой, я буду говорить от имени Богини. Мне удастся убедить Народ, что это она велела следовать за тобой, своим Заступником. Но сначала скажу, что Жница ниспослала мне видение, в котором выразила недовольство тем, во что превратились Стражницы, и потому велела Заступнику очистить от них свой храм.
– Старухи дурно обращались с тобой? – ласково спросил он.
Она кивнула, склонив голову так низко, что длинные темные пряди ее волос, качнувшись, едва не коснулись его груди.
– До сегодняшнего дня жизнь была жестока ко мне, – сказала она.
– Значит, с сегодняшнего дня Заступник будет хранить тебя от жизненных невзгод.
Услышанное будто лишило ее воздуха – она со всхлипом опустилась на колени.
– Благодарю тебя, Заступник, – почтительно произнесла она. – Отныне я твоя покорная слуга.
– Не так, – он снова взял ее за руки и осторожно помог ей подняться. – Между нами не должно быть фальши, ненужных церемоний и обрядов. Тебе не придется мне поклоняться. Отныне и навсегда.
– Но ты Заступник – мой и моего Народа. Я лишь хочу воздать тебе положенные почести.