Избранная пламенем

— А морфоксы его прогрызли, — задумчиво подметила я.

— Они что угодно прогрызть могут. Им лишь бы творить что-нибудь, — фыркнул он.

— Я помню, что деревья там были странные, и будто чувствовала, что им больно, они плачут. И сферы были разноцветные, — продолжила я рассказ о своих воспоминаниях. Они действительно, стали какими-то странными, как сон.

— Конечно, им больно. А кто захочет быть наказанным без вины? Этот лес больше не существует в людском мире. Он заперт. И деревья вместе с ним. Теперь у них другая миссия, быть клеткой этому чудовищу, лабиринтом, из которого никогда не выбраться. Ну, а сферы, это, к сожалению, оставшиеся души девиц, что не смогли уйти. Они привязаны к этому месту, ведь потеряли там своих любимых, — грустно вздохнул Гелиодор. — Но ты не печалься. Однажды они покинут то место. Всему своё время.

Получается, сферы, то есть души, хотели помочь мне. Увести от чудища.

— Про волков каменных, что скажешь? — спросила я.

— Это стражи нижнего мира. Любимцы властелина Пекла. Их лучше не будить.

— Это я уже поняла. А ещё там были Выгода, Корысть и Авантаж. Мать и дети, которых я спасала.

— Тебе несказанно повезло, что она просто ушла. Я ждал, что она что-нибудь выкинет, и готов вмешаться, но, всё решилось в твою пользу.

— А что могло быть?

— Ну, это же Выгода, — с усмешкой ответил он, посмотрев на меня как на глупую. — Думаешь, что ей ничего от тебя не нужно было? Я сомневаюсь, будь другая ситуация, что она бы не отняла что-нибудь у тебя.

— А что с меня можно взять? — удивилась я.

— Много чего. Силу, голос, зрение, слух, мысли, любовь… продолжать?

— Не надо. Я поняла, — тихо ответила я. — И дети её такие же?

— И дети. У каждого своё предназначение, — согласно кивнул он.

— Они такими милыми мне показались, — мне стало грустно, что у них судьба быть представителями такого рода.

— Так и есть, — кивнул он. — Когда вырастут, изменятся.

— Как Орголиус? — спросила я, и глаза Гелиодора вспыхнули недовольством.

— Можно и так сказать. До сих пор доподлинно не известно, какое у него предназначение, — неохотно ответил он, будто для него это был неприятный вопрос.

— А мне кажется, что ты знаешь больше, чем говоришь, — воспроизвела вслух свои мысли, и по его глазам, готова поклясться, что была права.

— Всему своё время, моя дорогая. Наступит время, и ты сама всё узнаешь, — загадочно сказал он, что у меня пересохло в горле.

— Может ты мне всё же расскажешь, что тут произошло, и почему Июль ушёл? — оглянувшись назад на следующих за нами братьев-месяцев, тихо спросила я.

— Какая ты нетерпеливая, — он цокнул языком и многозначительно посмотрел на меня.

— И так? — я настойчиво взглянула на него.

— Ты неправильно приняла волшебный напиток возвращения, моя дорогая.

— Но я же здесь, — смекнула я.

— Не без помощи других, — ответил он.

— Я тебе очень благодарна за спасение, — искренне сказала я. Ведь и вправду, даже не поблагодарила за помощь. Но Гелиодор прищурился и как-то странно усмехнулся.

— Это не моё дело, но раз ты так хочешь ответов, то получишь их, — вкрадчиво сказал он. — Вытащить-то я тебя вытащил, но разбудить тебя мне не под силу, потому что не люблю.

— Ох, — стало как-то не по себе от его ответа. Это прозвучало даже как-то обидно, хоть я и не рассчитывала ни на что с его стороны от слова совсем. Дурацкая ситуация.

— О, ты не правильно поняла, — рассмеялся он.

— Уж поясни, а то, как-то неловко, — пожала плечами я, глядя себе под ноги.

— Твой сон мог нарушить только поцелуй любви. Если бы тебя не разбудили, то с каждым мгновением, ты погружалась бы всё глубже в забвение. От такого сна вообще сложно пробудить, и других рецептов, кроме как любовь, не существует, — ответил он.

— И кто мой спаситель? — хрипло спросила я, чувствуя, как горят щёки.

— А сама как думаешь? Есть предположения? — его глаза озорно сверкнули.

— Они-то есть, но что толку, если мне ясно дали понять, что тут любить нельзя, — ответила я, дёрнув плечами. Нехорошо отвечать вопросом на вопрос. Чувствую себя глупо.

— Да, чувства стали запретным плодом в нашем мире. Но что поделать, они уже есть, и с ними придётся жить. Или ты считаешь иначе?

— Скажи мне, четко и ясно, почему вам нельзя любить? Что в этом страшного? Мне кажется, что именно из-за запретов, случаются беды.