Чтобы перезагрузить себе мозги, зависнувшие после прослушивания имени длиною с автобан, я начала кидать ветки в тлеющие угли костра и прикидывать, сколько смогу выделить сырокопченой колбасы, чтобы вывести из прострации Сосискина. Мозги взяли тайм-аут, а память наотрез отказалась записать в подкорку все услышанное. Скосив взгляд на единорога, я увидела, как тот явно наслаждается произведенным фурором. Во мне вскипела кровь бабки по материнской линии, которая всю жизнь проработала на рынке в палатке сельхозкооперации и знала толк в том, как поставить на место гнилую интеллигенцию, посмевшую заикнуться о недовесе и степени испорченности товара.
- Мой дивный друг, только из уважения к вашему редкому виду, и дабы не травмировать моего, бывшего до сего момента воспитанным пса, я предлагаю Вам на выбор с этой минуты откликаться на Сивку-бурку или Серебряное копытце.
- А другие имена есть? - нервно прядя ушами, спросил целкомудренный хранитель монарших поясов верности.
- Есть, но они вряд ли тебе понравятся, велеречивый ты мой, - неспешно кивнула я.
- И все-таки я настаиваю, - стукнул копытом в ответ кошмар Пржевальского.
- Гляди, какой хрен горбатый нарисовался - не сотрешь. Приперся незваный, напугал практически до конфуза в штанах, водку нашу пил и чего-то там еще и настаивает. Да что б ты знал, козел однорогий, настаивают спирт на клюкве, - отмер Сосискин.
Я не привыкла заставлять себя ждать и выдала тираду, по длинне не уступающей его оперативному псевдониму.
- Даже не зная этого языка, предполагаю, что это ругательство, и поэтому отказываюсь откликаться на него, - гордо вскинул гриву Верховный мустанг местных прерий.
- Тогда только Сивка, даже без бурки, за детские капризы право именоваться Серебряным копытцем Вы утеряли, - царственно изрекла моя стервозность.
- Но, как же так... я же у трона..., - запинаясь как водитель Запорожца, въехавший в зад Лексусу, оправдывается перед хозяином пострадавшей тачки, начал лепетать коник.
Примерно также бубнил и корчил жалостливые рожи один товарищ в налоговой инспекции, куда я раз заглянула по просьбе главного бухгалтера из свой конторы. Продавец фиалок специально к восьмому марта открыл на тот момент единственную палатку с цветами в новостройках, а потом представил декларацию, согласно которой ему еще и государство должно было приплатить за хлопоты. Так что меня этим сиротским блеяньем не пронять, зря Сивка из копыт выпрыгивает.
- Больше не налью, - сказала, как отрезала и демонстративно стала убирать бутылку в рюкзак.
Решив помочь мне окончательно деморализовать копытного, голос подал Сосискин:
- Кстати, я тут интересуюсь, как ты девственность то у девиц невинных проверял, копытом на ощупь или как? - И мерзко заржал.
Мне стало жалко коняшку. Как показала практика, выдержать нас вдвоем, с обретшим способность говорить Сосикиным, не удавалось еще никому. Глядя как единорог обижено на нас смотрит, я, вздохнув, вытянула назад водку, чтобы процесс адаптации к новому имени прошел наименее безболезненно.
Мир и покой были восстановлены, и мне до жути захотелось узнать, что он тут делает, вместо того чтобы отираться возле высокопоставленных девственниц.
- Скажи мне Сивка, а что это ты один да еще ночью по лесу шастаешь, не боишься, что кто-нибудь откусит твое главное достоинство?
Глаза единорога стали размером с колесо от МАЗа. Такие глаза я видела всего один раз в жизни. Они были у моего папы, когда он все дни отпуска в Египте методично осушал мини-бар, а по выписке из отеля ему принесли счет. Мдя, видимо местный электорат еще не был готов к моим откровениям, и я кинулась его разубеждать:
- Да не то, о чем ты подумал, я рог имела в виду. Что ты там ножками то засучил, ты никак подумал, что я интересуюсь твоим фамильным Фаберже?
Через пару минут он перестал хватать ртом воздух и с налетом печали произнес:
- А меня из табуна наш вожак выгнал.
- О как, политический эмигрант, он же неблагонадежный элемент значитсо, - делано посочувствовал пес.
- За что выперли соплеменники, монашек пугал аль с девицами бесчинствовал? Ты не стесняйся мы тут все свои, - в свою очередь поинтересовалась я.
Сивка отрицательно махнул в ответ гривой. Как следовало из его запутанного повествования, этот ночной сомелье пострадал за любовь. Если до этого табун снисходительно смотрел на то, как он отказывался просыпаться на заре и носится по росе, закрывал до поры до времени глаза на его выбраки в виде местного матерка в присутствие монарха, заминал перед духовенством его нежелание являться перед окнами монастырей в строго отведенные дни, то его любовь к русалке стала последней каплей.
- Дельфин русалку отлюбил глубокой трепетной любовью, - коверкая текст и безбожно фальшивя попытался спеть пес, но я его сурово одернула:
- Кто бы говорил, а кто три недели в том году грыз обувь по соседской сербернарше? Послушай Сивка, а разве у вас тут нет предубеждений против межрасовых браков?
- Нет, Дариа, - отрицательно отозвался он. - Дело совершено в другом.