Избранная поневоле (СИ)

— ЭЙ! Ты жива? — в некотором беспокойстве заглянул мне в глаза парень и потянулся рукой, чтобы вытереть слёзы с моих щёк. — Если что, ты уже можешь двигаться. И кричать, и ругаться тоже, -

вдруг улыбнулся он.

От этого весёлого взгляда стало ещё невыносимей. Никогда ещё я не сталкивалась с таким цинизмом. Арг вёл себя так, как будто моё потрясение казалось ему забавным. Быть может, они и внимательны к своим линтинам, но всем остальным девушкам лучше не встречаться с этими чудовищами. Надругавшись надо мной, он выглядел очень довольным, словно сотворил абсолютно невинную шутку.

Я позволила себе сползти по стене, только когда он вышел, заперев дверь. Беззвучно разрыдалась, корчась на холодном каменном полу, сминая в кулаках ткань платья и чувствуя, как меня колотит от нетерпимой обиды. От заразы, которая всё ещё отравляла кровь, в глазах темнело, но усилием воли я всё же удержала сознание и даже сумела встать, опираясь на стену.

Голова уже работала, хотя и разламывалась от боли.

Ясно, что домой меня не отпустят, иначе арг не решился бы меня брить. Одно дело обидеть беззащитную девчонку, и совсем другое — держать ответ перед её матерью. Они ведь не знали, что у меня неродная мать, и что арга Занира приютила меня из жалости.

Оставить меня здесь они тоже не смогут. В доме, где бывают линтины, не место подозрительной аргине из обедневшего рода. Она, то есть я, ведь и проговориться невзначай может.

Тогда что? Ну не убьют же! Скорее отправят, как пугал этот весёлый маньяк, в дом ланиссы Риню.

Чтобы потом, когда мамаша пообтешет мою гордость, приходить получить удовольствие и заодно поиздеваться над глупой неудачницей.

Ну нет. Я упрямо сжала губы. В дом терпимости я не пойду! Лучше умереть.

Всхлипнув, я должна была признать, что не смогу противиться, если моим мучителям и правда придёт в голову осуществить свои угрозы. Слишком легко пробил мою защиту этот молодой арг. А

я ведь и сама могла многое.

Значит, остаётся одно — изуродовать себя так, чтобы мамаша Риню сама от меня отказалась.

Я вытерла слёзы рукавом и огляделась. Выбора не было — для того, что я задумала, годилась только бритва. Я взяла её, стиснув от напряжения зубы, и поднесла к лицу.

Целую вечность я держала бритву у лица, не решаясь раскроить щеку. Снова заплакала, презирая себя за трусость и сдалась. Пришлось признать — порезать себя я не смогу. Это было так..

невозвратно, а я ещё продолжала надеяться самым краешком души, что мне удастся выкарабкаться из этой беды.

Оставалось одно — закончить то, что начал побривший меня арг. Волосы — это волосы.

Через год они отрастут снова. Вряд ли кто-то из клиентов матушки Риню захочет пользовать лысую девку.

Рука дрожала, когда я протянула руку и взяла стакан с помазком. Как ни странно, пены не осталось ни капли. Правильно, она ведь была магической, и исчезла сразу, как в ней отпала необходимость. Что ж, хотя бы бритва была острой. Если потребуется снять скальп — сниму не задумываясь, не до нежностей сейчас!

Я попыталась наощупь найти пробор, оставленный моим тюремщиком. Сейчас он показался мне уже, словно сами волосы путались, закрывая плешь.

Зря я сомневалась, что мне не удастся побриться без пены. Бритва ещё была по особому тёплой -

я всегда чувствовала следы магического воздействия. Скорее всего, её зачаровали так, чтобы она работала без сбоев при любых обстоятельствах.

Слёзы побежали сами, едва я ощутила холодное прикосновение лезвия к коже, и по рукаву платья скользнули вниз мои волосы. Я всхлипывала, захлёбываясь от нестерпимой иррациональной обиды на тех, кто заставлял уродовать себя, но торопливо скребла, снимая всё новые и новые белокурые пряди. Кожу головы щипало, я чувствовала, как под пальцами пролегают болезненные кровоточащие царапины, но боялась остановиться, торопилась, чтобы успеть, пока не вернулся мой мучитель.

Когда последние прядки упали на тёмный камень карцера, бритва сама выпала из моих рук. Я

огладила пальцами голую исцарапанную голову, и, обхватив её руками, бессильно опустилась на пол.

Наверное, сознание время от времени возвращалось, хотя в тот момент мне казалось, что я умерла. По крайней мере я не услышала, когда дверь моей камеры растворилась, и вошли мужчины, но услышала их разговор. А может быть, мне это только почудилось, потому что я и предположить не могла, что арги умеют так ругаться.

Оба голоса были мне знакомы — это были Дейгаро и тот, из-за кого я сейчас валялась на полу, бесчувственная, словно груда тряпья.

— Ты. — кажется, у Дейгаро был шок. — Ты что сделал?

— Дура! Какая дура!

А это уже мой тюремщик. Голос юный, ошеломлённый и уже не насмешливый, а какой-то обиженный.

— Кристер! Зачем ты её обрил?

Дейгаро склонился, разглядывая мою испещрённую порезами голову.

— Это не я!

Возмутился арг. — Она сама!

Я горько усмехнулась. Конечно, разве можно теперь доказать, кто первый начал? Но я ни о чём не жалела.

— Я только попугать хотел, — неожиданно признался парень. — Чтобы скорее призналась.

Простейшее заклинание, обманка, которая прошла бы через пару минут. А она решила закончить стрижку.