Избранная проза

Вдруг плечи ее затряслись, показались слезы, она прорыдала из-под скомканного платочка.

— А он-то, он… Вам не жалко его? Не жалко?

— Ко-ко-ко! А губки на что-с?

Он отскочил от нее и залюбовался, как она, благородная, простирает к нему руки — зовет. И тут свеча замигала, заполошилась, понеслась вон, и она — за свечою, и Шипов помчался следом, стараясь не отставать, туда, к ее таинственной спальне… И когда она, влетев в распахнутую дверь, остановилась там, озаренная пламенем, и поманила его, смеясь и плача… появился Амадей Гирос, вернувшийся из Ясной Поляны.

Дверь спальни тотчас захлопнулась. Наступила тишина.

— А я на двор собрался, Амадеюшка, — объяснил Шипов, подпрыгивая на месте. — Час-то поздний.

РАССКАЗ АМАДЕЯ ГИРОСА

…Как я ехал, Мишель, неинтересно. Ну, ехал и ехал. Приезжаю. Белый дом с колоннами. Четыре этажа. Дворец. Граф сам выходит. Поцеловались. За ним — лакеи, за ними в самой глубине — студенты. Хмурятся. Я им кланяюсь: здравствуйте, господа. А граф торопит: идем, идем… Ну, идем по коридору. Длинный коридор, от него какие-то коридорчики расходятся, другие, третьи… Полно студентов. И они, заметь, не ходят, а почти все стоят у разных дверей, будто что охраняют. «Гнездышко!» — думаю. Идем дальше. Граф идет быстро, я не отстаю и обеими ноздрями втягиваю воздух, вот так… Пахнет, братец ты мой, отлично: говядиной вареной, рыбкой, грибками и еще чем-то, а чем — не могу разобрать. А ведь должен, должен разобрать, черт! Понимаю, что чем-то несъедобным, но очень знакомым… Да чем же? А может, не думать об этом? Мало ли чем пахнуть может… А не могу, принюхиваюсь: что-то вроде машинного масла или краски какой-то… Зачем ему тут машинное масло? Чего ему смазывать? Это меня мучает, понять ничего не могу. Голод, брат, не тетка. И тут входим в столовую. Представь себе вот такой стол… нет, больше, больше… И весь уставлен. «Ну, — думаю, — держись, секретный агент, черт, сейчас попробуем, чем граф потчует!»

Шипов слушал печально, поникнув. Трех целковых больше не существовало. Улетели белые лебеди, три белых лебедя казенных, не воротишь. А Гирос сидел перед ним, потирал свой лиловый нос, похохатывал. Глаза его горели, словно он только что увел чужого коня и славно его продал.

Ладони Михаила Ивановича тонко пахли пудрой и духами. Внизу, под полом, шлепали босые ножки, и тихие всхлипы долетали оттуда. Шипов слушал рассказ компаньона не раздражаясь, спокойно, с грустью, даже почти не слушал; одна назойливая мысль попискивала в мозгу, а о чем — понять он не мог. О чем? О чем?..

Сперва мы с ним по рюмашечке.

— Будь здоров, Левушка!..

Ах, хорошо пошла… Грибок — шлеп, закусил. У секретного агента голова не должна кружиться. Еще по одной — шлеп. Закусили.

— Запах какой-то, вроде бы машинное масло, — говорю и смеюсь. — Уж не грибки ли ты машинным маслом велел поливать?

— Ах, что ты, — говорит, — помилуй, какое еще масло? — А сам бледнеет, бледнеет…

Так, думаю, идет в силок, медленно, но идет. Бросаю еще одну косточку.

— Хорошо тебе, — говорю, — в имении, в глуши… А каково мне-то в Москве, среди полиции, жандармов, чинов всяких, негодяев… Так бы, кажется, и бросил бомбу… Иногда думаю в отчаянии: пойду к социалистам, черт… брошу бомбу в губернатора!.. Я ведь, Левушка, на все готов. Мне ведь ничего не стоит…

Он еще сильнее бледнеет, но молчит. Я его добиваю:

— Веришь мне, граф? Погляди на меня внимательно: разве такие глаза могут врать? Вру я? Нет, ты скажи— вру? Да я же пес, Левушка. Преданный пес, верный…

…Ну вот, пьем, закусываем. Как дома. Я о тебе думаю: как, мол, он там, Мишель? Ему бы тоже пропустить не мешает да грибочек… Ах, нельзя!.. Просто плачу за тебя, братец. А он молчит. Что-то, думаю, я у него разбередил своим разговором, несомненно. Но что это за запах? Где же это пахло точно так же? Где? Где?

…Шипову показалось, что он куда-то проваливается. Речь Гироса долетала обрывками. Внизу все чаще и чаще хлопала дверь — Дася бегала в кухню пить воду.

— …Чувствую, что на сегодня хватит. А тут как раз подходит хозяин, говорит: мол, пора по домам. Встаем. Отправляемся…

— Ну, будя, — сказал Шипов грустно. — Ступай прочь, сетребьен. Мне делом заниматься надо.

Гирос исчез, а Михаил Иванович придвинул свечу, достал перо, чернила и бумагу и сел к столу.

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО

От М. Зимина

Его Высокоблагородию Господину

Подполковнику Шеншину Д. С.

Объявивши согласие следить секретно за действиями Графа Льва Николаевича Толстого и узнать отношение Его Сиятельства к студентам Университета, живущим у Его Сиятельства под разными предлогами, я отправился в имение Его Сиятельства. Граф Толстой живет Крапивенского уезда в сельце Ясная Поляна, и я узнал, что при Графе находится более 20 студентов разных Университетов и без всяких видов, большая часть из сих студентов проживают в Волостных Правлениях участка Его Сиятельства и занимают должности учителей крестьянских детей, по воскресным же дням собираются все у Графа, а для чего — мною еще не установлено…