Читаем Избранная проза полностью

Избранная проза

Булат Шалвович Окуджава

Шляхтин. Ну, пошла работа? (Смеется.)

Шипов(смеется). Пошла, ваше благородие. Как еще пошла…

Шляхтин. Где же ты все это устроил?

Шипов. Чего?

Шляхтин. Типографию, чего!

Шипов. Не могу знать-с…

Шляхтин. Как не можешь знать? Станки купил или нет?

Шипов. А как же-с…

Шляхтин. Где же типография?

Шипов. А-а-а, вон про что! У графа, ваше благородие, в Ясной Поляне.

Шляхтин. А твоя где?

Шипов. Моя? У меня нет…

Шляхтин(смеется). Вот то-то, что нет. — Ему, прохвосту, посылают деньги, он их пропивает, а после несет всякий вздор. Так?

Шипов (смеется). Никак нет-с…

Шляхтин. То есть что значит нет? Куда деньги девал?

Шипов. Все вышли, ваше благородие. Я отчет могу сделать. Как велели, так я и потратил…

Шляхтин. Тебе, шельмецу, велели типографию устроить! Устроил?

Шипов. А как же-с…

Шляхтин хотел было крикнуть, но подошел к окну и показал Шипову сутулую спину. Гнев клокотал в нем, воротник мундира глубоко врезался в красную, напряженную шею.

«Может, пронесет, — подумал Шипов с надеждой, — покричит-покричит, да и выгонит. А там, лямур-тужур, пущай они все хоть треснут. Значит, чего я там, ком^?.. Графу Толстому чего? Али он мне чего? Полный сетребьен…»

«Каков бестия! — подумал в этот же момент Шляхтин. — Ежели глядеть в его кошачьи глаза, — Все как будто сходится, все справедливо… И бровью не поведет, лжец, нахальная свинья!.. Отправить его в арестантскую — и все тут…»

Шляхтин. Значит, типографии нет, деньги пропиты, весь департамент введен в заблуждение, и ты еще здесь, прохвост, пытаешься мне втирать очки и воображаешь, что это тебе удастся?

Шипов. Лямур?

Шляхтин. Ну?..

Шипов. Ваше благородие, я чего видал, того и писал вашей милости. Зря вы меня честите… Я могу отчет сделать.

Шляхтин. Мало того, что надул меня, — надул почтенных людей, государя… Я уж не говорю о князе, а он меж тем…

«У-у-у, — подумал Шипов с ужасом, вспоминая розовый дворец, — ежели князь не поленятся, они меня согнут!.. Ах, да уж разом бы все… А может, помилуют? Может, и обойдется? Чего это он кричит, а в глаза не Смотрит? Может, не нужен я ему, а это он так?»

Шляхтин. …за тебя заступался рекомендовал, скотину этакую… Он этого не простит.

Шипов. Да я ж всем сердцем.

«Эх, — подумал он, — а ведь надо бы было в Ясную съездить, надо было».

Шляхтин. Вот они, твои донесения. Видишь? Говори начистоту, что правда, а что соврал…

Шипов. Ага, значит, так… (Плачет.) Эх, разнесчастный я человек! Стараисси, стараисси, а все равно мордой об тубарет!

Шляхтин. Говори, в чем солгал… О душе подумай, каналья!

Шипов. Да я и так думаю… Ничего я не лгал, ваше бла…

Шляхтин. Последний раз: станки купил?

Шипов. А как же.

Шляхтин. Сколько штук?

Шипов. Ах ты господи… Значит, так…

Шляхтин. Ну, соври, соври. (Смеется.) Значит, так…

Шипов. Да вы бы не дражнились, ваше благородие, я же волнуюсь…

Шляхтин. Где же ты типографию устроил?

Шипов. Какую типографию?

Шляхтин. Ладно, хватит! Дурака будешь в подвале разыгрывать. Эй, кто тут есть?

«Кажись, пронесло, — вздохнул Михаил Иванович. — И поплакал, и посмеялся. Теперь-то уж все равно. Вон они и промеж собой никак не решат, кто, да что, да почему…»

Вошел унтер со связкой ключей. Шляхтин кивнул ему устало. Унтер тронул Шипова за локоть и повел его в арестантскую.

«Какая чушь! — подумал частный пристав. — Как я мог так долго унижаться? Однако он явился сам, а что ежели все не так, как расписали из Тулы? Глаза зеленые, нос вострый, помесь хорька с лисой, но и что-то человеческое в нем все-таки… какое-то даже благородство, хотя этот чудовищный котелок, да и по всему, жулик…»

Едва за Михаилом Ивановичем захлопнулась дверь и прогромыхал железный засов, как сердце его забилось ровно, дыхание успокоилось, и он, не обращая внимания на прочих арестантов, присел на нары, чтобы насладиться собственной участью. Теперь можно было никуда не бежать, ни от кого не спасаться. Он решил вздремнуть, пока дают. Снял сюртук, постелил на нары, собрался было улечься, как вдруг увидел перед собой Яшку.

— Здравствуй, благодетель, — сказал Яшка, не очень удивляясь встрече. — Ты чего это, Михалваныч, ай украл чего?

— Почему это украл? — смутился Михаил Иванович. — Это ты, Яшка, по карманам охотник, а у меня дела государственные.

— Эх, — сказал Яшка, — быдто не всяк ворует. Один из кармана, другой из ларца, а третий и из сундука… Всем жить охота. А ты, благодетель, стало быть из сундука потянул?

— Из сундука, — засмеялся Шипов, укладываясь. — Ах ты, мышка серенькая.

— Не уберегся, значит, — сказал Яшка серьезно. — Мне тебя жалко.