Избранная проза

На этот раз эскалатор двигался слишком медленно. Ханна торопливо вошла в закусочную, которая показалась ей совершенно изменившейся. От сумки, конечно, ни следа. За столами сидели незнакомые люди с равнодушными лицами. Только ее тарелка еще стояла посредине стола. Или это уже другая? Ханна растерянно огляделась. Неужели нет никого, к кому можно было бы обратиться? Может быть, к женщине за кассой? Ханна сделала шаг в сторону и натолкнулась на уборщика посуды. Мужчина в лучших годах, но с творожистой кожей и печальными моржовыми усами реагировал сначала ворчливо. «Осторожней! — Он поглядел на Ханну, на подносе качалась стопка тарелок. — Вы что-нибудь ищете?» — «Сумку, — почти крикнула Ханна, — коричневую сумку из искусственной кожи с накладными ручками». Уборщик молча поставил тарелки на тележку и отправился собирать другую посуду. Ханна последовала за ним, как собака за хозяином: «В сумке простыни», — продолжала она. «Я не заглядывал, — ответил мужчина. Лавируя среди посетителей загруженной тележкой, он добавил: — Вы сможете убедиться в этом». Ханна кивнула, улыбнулась, но быстро призвала себя к подобающей серьезности.

Уборщик внимательно осмотрел ее с головы до ног, потом задвинул тележку в каморку, отгороженную пластиковым занавесом. Потом подал сумку через щель. Конечно, это ее сумка! «Спасибо! — воскликнула Ханна, — большое спасибо!» Она повернулась, чтобы уйти, но опомнилась и вытащила портмоне из кармана пальто. Нужно же выразить свою признательность! Но когда уборщик вышел из мойки, он отказался взять деньги. «Не надо, не надо. Лучше будьте внимательней с вещами, — произнес он, не поднимая глаз от тележки. Ханна пошла за ним с двумя марками в руке. — Действительно не надо, я ничего не беру». Казалось, он хочет убежать от нее. Отрывисто покрикивая, он прокладывал путь через толпу. Ханна упрямо следовала за ним. «Возьмите, пожалуйста!» — Мужчина со стуком опустил стопку посуды на тележку и повернулся к ней плечом. «Хорошо, хорошо, — произнес он с нетерпеньем в голосе. — Я вижу, у вас добрые намерения. Но я действительно ничего не беру. Поймите вы наконец».

Перед таким упорством Ханна почувствовала себя беспомощной. В последний момент в голову пришла спасительная мысль: «Но вы же играете в черную кассу на работе…» — «Это другое дело, — сказал уборщик, — подождите». Он полностью загрузил тележку посудой, знаком указал Ханне следовать за ним и откинул занавес перед мойкой. «Мони, ящик!» — прокричал он под стук посуды и исчез. Ядреная девица в короткой рабочей блузе с мокрыми пятнами вытерла руки о фартук из грубой материи, обвязанный вокруг бедер. Она достала со стенной полки ящичек из-под сигар и приглашающе встряхнула содержимое. «Всегда пожалуйста», — сказала она. В ее улыбке сквозила дерзкая фамильярность. Ханна уронила монету в копилку, ей почему-то потребовалось объяснить свое появление. «Я свалилась как снег на голову», — сказала она, оглядевшись вокруг. «Приходите хоть каждый день», — девица снова побренчала монетами. «Я хотела отблагодарить господина… он нашел мою сумку…» Девица рассмеялась. Она отложила ящичек и наклонилась над моечным желобом; стали видны кривые ноги. Смеясь, она повернула голову к Ханне. «Он теперь вообще боится денег как черт ладана. Он сидел из-за махинаций с чеками». «Ах, вот как», — сказала Ханна и попятилась из комнаты. Ее больше смутила собственная реакция на услышанное.

На площади ветер гнал мелкий колючий снег. Ханна подняла каракулевый воротник и уткнулась лицом в поднятое левое плечо. Сумку она держала обеими руками перед животом. Она хотела заглянуть в магазин, где торговали шерстью, — теперь он превратился в нечто вроде грота; направленный свет электрических ламп выхватывал из ниш разноцветные клубки шерсти. После переоборудования магазин назвали павильоном. Французское название лавки странным образом отпугивало Ханну, и перед тем, как переступить через порог, она всякий раз собиралась с силами. Зато потом она с наслаждением ощупывала пахучие мотки шерсти, проверяя их на мягкость и упругость. Прежде она покупала либо один моток для детских варежек, либо несколько, чтобы хватило на свитер. Однако ее деревенская вязка не могла угодить Андреа, и Ханна теперь довольствовалась лишь осмотром пряжи. Выходя из лавки, она всегда улыбалась продавщицам, будто прося прощения. Те неизменно сохраняли приветливость.

На этот раз лавка была закрыта на учет. «Правильно, — подумала Ханна, — январь. И понедельник. В такую погоду клиентов не дождешься».

Она пошла дальше, но колкие ледяные кристаллы, летевшие почти горизонтально, заставили ее искать убежища. Нужно было взять зонтик, однако он, как назло, в починке. Она собиралась зайти в комбинат бытового обслуживания, но до него далеко, а погода мерзкая. И расписание у них странное, можно прийти к закрытым дверям. Позвонить по телефону-автомату? Ханна почему-то боялась этих аппаратов. Лучше спросить у прохожих.