Избранная проза

Надо бы предотвратить это. Вскочить на велик и жать. Поедет вслед, как миленькая, и слезы вмиг высохнут. Странно, но я почему-то медлю. Вдруг весь размяк от ее преданности. Черт знает что такое!

Наконец я хватаю свой велик за седло и руль и одним рывком поворачиваю его обратно.

— Куда ты? — спрашивает Дикси, всхлипывая.

— Назад! — кричу я, не оборачиваясь. — Забыл кое-что.

Она едет вслед, с грехом пополам держит дистанцию, даже когда я прибавляю скорость. Времени на то, чтобы осмотреть мертвую деревню, у нее почти нет. Лишь один раз, упершись ногами в обе педали, она приподнимается с седла и сквозь сени полуразвалившегося дома глядит на заброшенный сад. Ее впечатления умещаются в одном-единственном восклицании:

— С ума сойти!

И опять сосредоточивается на дороге, потому что та идет круто в гору. Прислонив велик к забору, я велю Дикси не сходить с места, ныряю под лестницу на чердак, запускаю руку в ящик с инструментами и нахожу то, что мне надо. Куском голубого мелка я пишу на двери дома: «Был у тебя. И еще приеду. Привет! Хеннинг».

— Слушай, — говорит Дикси из-за забора. — Он что, ничего не знает?

— Почему, — отвечаю я, — все он знает. Но, может, все равно чего-то ждет.

Хлопнув Дикси по плечу, я бросаю:

— А теперь молчи и поехали.

Я пропускаю ее вперед. Держусь вплотную за ней. И убеждаюсь в том, о чем догадывался: она и понятия не имеет, что такое спортивная езда. На педали жмет неритмично, судорожно, переваливается с боку на бок, как утка, все время оборачивается, то ускоряет, то резко снижает темп, как только я ее поджимаю, опять надсаживается, да так, словно собирается добраться до Москвы за полчаса. Через минуту выдыхается и рада, что велик хоть немного катится по инерции.

После шлагбаума я теряю терпение. Пригнувшись к рулю, я гоню так, что пулей пролетаю мимо нее. За считанные секунды я обставляю ее на сотню метров. За ближайшим поворотом я останавливаюсь, чтобы послушать, как она подъедет. Даже на слух ясно, что она выбилась из сил. Дышит тяжело, с присвистом. Одна стойка багажника оторвалась и бьет по крылу.

За третьим поворотом она не выдерживает и валится на бок.

— Больше не могу, — выдыхает она, побагровев от напряжения. И, немного передохнув, спрашивает: — Зачем ты это делаешь?

— Потому что для меня тащиться как черепаха — хуже смерти.

— Но у нас еще уйма времени.

Она смотрит на солнце — оно стоит все еще высоко над кронами.

— Как у кого, — недовольно бросаю я.

— Куда же ты спешишь?

Если бы я знал! Мне было бы куда легче. Может, я гонюсь за обманчивой надеждой, что мой час еще не пробил и что-то еще произойдет.

Но ничего особенного не происходит.

— Пусти меня вперед, — канючит Дикси. — Я и так знаю, что ты едешь быстрее.

— А знаешь — говорю я, — если захочу, я могу в таком темпе жать до самого дома. До дома, поняла?

— Да знаю я.

— А может, и дальше.

— Вполне возможно.

— И даже наверняка.

— Ясное дело. А пока пропусти меня вперед.

Она садится в седло и отталкивается. Я еду за ней, держа короткую дистанцию, и испытываю странное чувство облегчения. Едет она, разумеется, по-прежнему стилем «утка». Пускай хоть так, зато равномерно. Видимо, дело тут в ровном рельефе местности; в конце концов я и сам втягиваюсь в этот сонный ритм. И вскидываюсь, только когда вижу, что она вдруг решительно и без всякого предупреждения сворачивает с шоссе на лесную тропинку.

— Стой! — кричу я. — Куда?

Она как-то странно вздрагивает всем телом. Однако останавливается, слезает с велосипеда и спокойно отвечает:

— Домой. Куда же еще?

— Но домой надо через пустошь. А вовсе не через лес!

— А почему? Так же намного короче.

— Потому что заблудимся.

— Да что ты! Я ведь так ехала.

И она садится в седло и едет. Даже не оборачивается. И вскоре скрывается за раскачивающимися ветками молодых сосенок.

Пожалуйста! Вольному воля. Но я и не подумаю следовать за ней. Буду стоять где стою и ждать, когда она перепугается и с виноватым видом вернется. А вернется она обязательно. В этом я уверен. На сто процентов. Так что она даже не услышит от меня ни слова упрека.

Через пять минут я начинаю орать:

— Дикси-и-и!

Поначалу голос звучит глухо. Но в третий раз разносится уже далеко, а протяжное «и-и-и» отдается жутковатым эхом. Но Дикси не появляется. Я перехожу на свист. Когда-то умел в два пальца. Оказывается, не забыл. Пронзительный свист рассекает воздух над кронами. Наверно, даже в городе слышно. Жду еще минуту. Потом хватаю велик и вне себя от злости поворачиваю его в сторону леса. Злюсь я потому, что таких девчонок терпеть не могу. Сперва липнут к тебе, а потом вдруг отваливают и идут себе своей дорогой.

В посадках молодых сосенок воздух недвижен и прогрет. Я нависаю над рулем и хочу поднажать. Однако тропинка так узка и так петляет между сосенками, что приходится все время быть начеку. К тому же почва то и дело меняется. Колеса то увязают в песке, то чавкают по заболоченной низинке. Заднее колесо несколько раз виляет по грязи влево и вправо. Наконец я попадаю в широкий след колес Дикси. И еду более или менее уверенно.