Избранная проза

В середине урока классная комната задрожала. Рисунок тушью выскочил из зажима. Когда он, покачиваясь, стал медленно опускаться на пол, дзинькнули оконные стекла, взрывная волна достигла наших ушей. Русские, сказал толстый Юрка. Фройляйн Райхель мгновенно оказалась рядом и дала ему подзатыльник. Спокойно! Руки на парту. Ополченцы упражняются с фаустпатронами на спортивной площадке. Это оружие — погибель для врага. На сей раз я не прятал руки. Если я в чем уверен, меня не переубедишь. Фаустпатрон громыхает два раза. При выстреле и при ударе. Да и взорвалось не на спортивной площадке. Где-то ближе, в зиммангском березняке, островке из кустарника, отделявшем деревню со школой от нашей. Ханно вяло щелкнул пальцами. Фройляйн Райхель, мне нужно выйти. Он покраснел. Фройляйн Райхель взяла его за шиворот и вывела за дверь. Он не вернулся.

В полдень бабушка подкарауливала меня у ворот. Живо домой, и чтоб без фокусов! Ничего не подозревая, я спросил, слышен ли был здесь взрыв. Бабушка поджала губы, словно мой вопрос ее обидел. Она не отходила от двери в комнату. Только попытавшись пройти мимо нее, я понял, что нахожусь под домашним арестом. Сегодня я вернусь, как только ты меня позовешь, сказал я. Вместо ответа тяжелые удары сотрясли половицы под моими ногами. Дедушка колол в сарае чурбак. Два железных клина, один деревянный и большой молоток под названием мортак. На кого он так разозлился? Я сидел на краешке кровати и размышлял. Пусть бабушка думает, что я готовлю уроки. По улице прошла эта девочка, Кати. У двери старой прачечной она позвала: Ёрги, Ёрги, ты здесь? Ну и имя, подумал я. Гетц, как его зовет мать, звучит как-то ловчее. Но Ёрги — пойди догадайся, что это Георг. Я всегда буду его называть Георг. Если бы он взял меня с собой. Кричи теперь, подумал я, наверняка его уже и след простыл. Я подогнул колено и опять почувствовал, как руки Георга крепко держат меня. Этот и впрямь сделает то, что решил, подумал я. Но наступит и мой день. Вот удивятся-то все. Марш от окна, заругалась бабушка. Да и ты тоже, подумал я. И увидел, как она заламывает руки: у него вечно была дурь в голове. Но кто бы мог подумать, что это всерьез! Я нетерпеливо поглядывал на улицу. Ничего не слышно, ничего не видно. Я спокойно раскрыл тетрадь.