При встрече со мной кругляши перестали сплёвывать через плечо и складывать пальцы охранным знаком. Хотя, возможно, делали это за моей спиной. При всей благостной картине, которая с виду царила вокруг, я ощущала общее напряжение. За мной постоянно наблюдали. Какой бы дорожкой я ни ходила, кто-то негласно следовал по пятам. Поговорить с кругляшами не получалось, Зарх тоже был немногословен, даже про цветок и его силу мне ничего не удалось узнать.
Где-то в другой жизни остались Эрвин, Добромир, Горыныч и Стрела. Я уверила себя, что с драконами всё в порядке, а про Эрвина и Добромира запретила себе думать. Горечь от их поступков разъедала, как ржавчина. В то время как я беспокоилась, ринулась спасать их сломя голову, они всё это время спокойно занимались подготовкой к гонкам, а потом улетели на Огненную змею.
Эрвин. Мысль о нём иглой впивалась в сердце. Не могу, не хочу, не буду думать о нём. Его ненавидящий, презрительный взгляд навсегда отпечатался в моей душе. Я справлюсь, найду противоядие.
Пора успокоиться и разобраться с законами этого мира. Помощи я ожидала от Зарха, вспоминая, как хотела найти прорицателя. И вот он рядом, а толку ноль.
— Пока не время, — сказал Зарх, и я ждала, хотя ожидание никогда не было моей сильной стороной. Я всегда была торопыжкой. В детстве, торопясь в гости, я, наряженная в беленькое пальтишко и колготки, выбежала вперёд мамы, чтобы через минуту с рёвом вернуться обратно, потому что прямо перед подъездом споткнулась и упала в лужу.
Лужи по жизни преследовали меня, или я их, — тут как посмотреть. В любом случае моя энергия требовала выхода, и на следующий день после познавательного ответа из трёх слов я двинулась по тропинке, удаляясь от селения. Я даже не поняла, как оказалась около шахт. Вроде бы шла по тропинке, а вышла прямиком к тёмному развалу, откуда как раз выталкивал тачку измождённый бледный мужчина.
Кругляши — охранники от моего неожиданного появления растерялись. На их лицах гнев мешался со смятением, а старшина и вовсе потерял дар речи, став похожим на пучеглазую рыбу с безмолвно хлопающими надутыми губами. Первым очнулся пленник, он хлобыстнулся на колени, протягивая руки ко мне, и взвыл замогильным голосом. От его вопля я застыла от страха.
— Спасительница! Помоги! Освободи! У меня дети малые, — вопил человек.
Очнувшись как по команде, стражники набросились на страдальца, повалили его, избивая палками. Он, закрывая голову руками, выл и катался по земле. От его воплей, глухих ударов палок, гортанных криков кругляшей моё тело сделалось ватным, колени подломились, я осела на землю, не в силах сделать и шага. Мне показалось, что это меня с Эрвином волокут в шахту, избивая палками.
— Не бейте, отпустите, — закричала, закрыв голову руками.
Неожиданно всё стихло.
Показалось, мир милостиво лишил меня слуха, чтобы прекратить мучение. На самом деле, когда я открыла глаза, пленника и след простыл. Передо мной молчаливо толпились кругляши. Мой затравленный взгляд заставил их склонить головы и поклониться.
Никто не подал мне руки, не прикоснулся к шаане. Сглотнув ком в горле, я поднялась и зашагала прочь, чувствуя, как заплетаются пластилиновые ноги, и колотится испуганное сердце. Хотелось бежать, но ужасная сцена около шахты лишила сил.
Не замечая ничего вокруг, я добралась до деревни, приковыляла к дому Зарха, и, придерживаясь за низкие перильца, поднялась по ступенькам. Прорицатель сидел на полу в трансе, я нервно сглотнула, стараясь унять волнение.
— Зарх, там люди в шахте, рабы. Можно их отпустить? — мой голос дрожал и прерывался. Старик открыл глаза.
— Нет, — ответил спокойно без эмоций.
— Они все умрут?
— Тебе их жалко, потому что они человечки?
Простой вопрос поверг меня в смятение. Я хотела крикнуть, что это несправедливо, что так нельзя, что это бесчеловечно, но застыла как несмышлёное дитя перед сердитым родителем. Человечки, вот как он нас назвал. Мы для кругляшей ничтожные человечки недостойные сострадания.
— Я недавно была на их месте, — пролепетала, чуть слышно.
— Они совершили серьёзное преступление. Они хотели украсть наши священные камни, а теперь будут привязаны к ним до самой смерти.
— Меня с Эрвином хотели отправить в шахты просто потому, что взяли в плен. Мы не совершили ничего против кругляшей, — я разозлилась. Зарх в упор взглянул мне в глаза, я осеклась, — я ничего не крала, цветок сам выбрал меня. Я не виновата! — выкрикнула в лицо прорицателю.
На меня накатила ярость, хотелось кричать, ругаться, колючий взгляд Зарха только подстегнул, и я со всей дури пнула трёхногую табуретку. Я чувствовала себя бойцом, готовым броситься в рукопашную, доказывая свою правду.
— Цветок наделил тебя силой, — Зарха ответил спокойно, хотя гнев клокотал в его голосе, — ты — шаане, ты должна защитить кругляшей.
— Сколько можно об этом! От кого защищать? С кругляшами всё в порядке, посмотри сам, — я выкинула руку в сторону оконца, — Что им угрожает? Кто?