Избранник

Сцепив зубы, я начал распутывать эту головоломку. Я использовал при этом два подхода. Первый — традиционный: запоминая текст с комментариями и изобретая вопросы, которые рабби Гершензон может мне задать. Я мог ехать в трамвае, идти по улице или лежать в кровати — и задавать самому себе вопросы. Второй подход — тот, которому меня научил отец. Он заключался в том, чтобы попытаться найти или реконструировать правильный текст, тот текст, который должен был держать перед собой комментатор, оставивший простое объяснение. Первый подход относительно прост: это был вопрос зубрежки. Второй — прямо-таки мучителен. Я без конца ходил по перекрестным ссылкам и перечитывал параллельные места в Иерусалимском Талмуде. Когда я закончил, у меня на руках были четыре различные версии изначального текста. Теперь мне предстояло реконструировать исходный текст — тот, которым пользовался автор простого комментария. Я сделал это, «отрабатывая назад»: я брал текст комментария оборот за оборотом и спрашивал себя, какой пассаж в одном из четырех вариантов мог видеть комментатор, когда писал свое толкование? Это была головоломная работа, но я наконец проделал ее как следует. На это у меня ушли долгие часы, но я был удовлетворен: передо мной оказался правильный текст, — такой текст, в котором присутствовал настоящий смысл. Этот второй подход я применил только для себя. Если рабби Гершензон меня вызовет, я смогу, без сомнения, ограничиться только первым методом объяснения, а со вторым подождать, пока мой отец вернется из больницы, и показать ему результаты проделанной работы, которыми я очень гордился.

Через три дня мы дошли на семинаре до этого места, и рабби Гершензон второй раз за год вызвал меня прочитать и истолковать его.

В аудитории воцарилась мертвая тишина. Некоторые мои друзья говорили мне перед занятием, как они боятся быть вызванными сегодня: они не в состоянии уразуметь какой-либо смысл в этом фрагменте, а комментарии и вовсе невозможны. Я тоже слегка боялся, но мне хотелось показать, что я выучил. Услышав свое имя, я почувствовал смесь страха и возбуждения, как будто удар током. Студенты, сидевшие, уткнувшись носами в учебники, чтобы не встретиться глазами с рабби Гершензоном, теперь все дружно повернули головы ко мне. Даже Дэнни взглянул на меня. По аудитории пронесся отчетливый вздох облегчения. Я склонился над Талмудом, поставил указательный палец под первым словом фрагмента и приступил к чтению.

Каждый талмудический пассаж состоит из того, что для удобства можно назвать смысловыми единицами. Каждая такая единица — это отдельная стадия обсуждения того вопроса, которому и посвящен пассаж целиком. Она может заключать в себе отдельное положение Закона, вопрос, касающийся этого положения, ответ на него, краткий или же развернутый комментарий, библейский стих и так далее. В Талмуде нет знаков препинания, так что не всегда просто определить, где кончается одна смысловая единица и начинается другая; порою же пассаж льется так плавно и естественно, что на смысловые единицы он разбивается с трудом и не без произвола читающего. В большинстве случаев, однако, эти единицы ясно различимы, и решение о том, как разбивать пассаж, можно принимать исходя из здравого смысла и ритма ведущегося обсуждения. Разбивать пассаж на смысловые единицы, из которых он состоит, — первейшая задача. И это задача читающего — решить, где ему остановить чтение и начать объяснение. Так же как его задача — решить, когда переходить к напечатанным комментариям, необходимым для дальнейшего объяснения.