Избранник смерти

— Сударь Андрей, представляете, епископ поднял меня на смех! — горячо протараторил он, пыхтя как паровоз. — Я ему поведал о ведьме, а он мне наказал пить поменьше вина и побольше молиться, дабы всякая чушь не мерещилась!

— И вы, видимо, именно с ним сейчас мысленно спорили? — усмехнулся я, подойдя к расстроенному парню.

— Да. И ох как много мне хороших доводов в голову пришло! Но, увы, момент упущен. Думаю, во второй раз епископ не пожелает меня видеть, хотя я обещал ему привести свидетеля, то бишь вас, дорогой Андрей.

— Ну, что я могу сказать… Не опускайте руки, Лука Анатольевич. Ежели вас не пускают в дверь, то вы лезьте в окно или в каминную трубу как Санта Клаус.

— Как кто? — удивлённо выгнул он неухоженные рыжие брови и неторопливо посеменил в сторону дома.

— А, неважно, — махнул я рукой, пару секунд поразмыслил и решил направить энергию парня в нужное для меня русло: — Любезный друг, а как вы смотрите на то, чтобы совершить ход конём?

— Вы сегодня сыплете неясными для меня смыслами, — чуть укоризненно посмотрел парень пронзительными синими глазами.

— Сейчас всё объясню. Ежели вас не воспринимают всерьёз люди, то может вам стоит посоветоваться с книгами? Наверняка же существуют тома, рассказывающие о ведьмах, подобных той, что мы встретили в лесу. Может, эти книги дадут вам какую-то пищу для ума?

— Сударь! У вас светлая голова — и в прямом, и в метафорическом смысле! — выдохнул семинарист, мгновенно загоревшийся энтузиазмом.

Я польщено улыбнулся и толкнул входную дверь особняка Кантовых. Она опять оказалась незапертой, что дало нам с Лукой возможность беспрепятственно войти внутрь. И мы тут же услышали громкие голоса, доносящиеся из коридора справа.

— Кажется, Всеволод и Анатолий Юльевич ссорятся, — узнал я голоса.

— Что опять стряслось-то? — устало вздохнул семинарист и быстро двинулся по истёртой ковровой дорожке. Она привела нас к толстой двери, за которой скрывалась кухня с обложенным гранитом очагом и внушительных размеров крепким столом. Последний служил плацдармом для примусов и корзины с фруктами. Правда, часть этих фруктов нынче валялась на полу, подле разбитого вдребезги стула. А одна из висящих на стене сковородок оказалась в трясущихся руках Анатолия Юльевича, чьё лицо сравнялось цветом с переспелым помидором, а на шее едва не рвались вздувшиеся вены.

Старший Кантов с совершенно диким взором орал на Всеволода, заслонившего своей мускулистой фигурой небольшую дверцу:

— …Отойди! Христом-богом, прошу! Отойди! Мне нужно выпить!

— Ого, — изумлённо протянул я с порога. — Вот это я понимаю тяга к спиртному…

— Отец! Ты же дал слово! — возмущённо выпалил семинарист.

Анатолий Юльевич резко обернулся, уставился на сына огненным взором, а затем его лицо вдруг сморщилось в страдальческой гримасе. Он швырнул на пол зазвеневшую сковороду, плюхнулся на задницу, обхватил голову руками и стал причитать:

— Сынок, ты не понимаешь, сынок, она у них… Акулина у них! Я плохой отец. Это я во всём виноват. Только я… прости меня, Лука, прости за всё. Смерть твоей матери, моей любимой жены, стала для меня большим ударом. Вместе с ней будто бы умерла часть меня. Без неё всё потеряло смысл. И если бы не ты с сестрой, то я бы наложил на себя руки.

— Даже не смей думать об этом! — протараторил семинарист, кинулся к отцу и рухнул около него на колени. — Папенька, скажи, что произошло? У кого Акулина?

— Пусть лучше Всеволод всё поведает, — прошептал мужчина и закрыл лицо ладонями. Его плечи мелко затряслись, однако характерных для плача звуков не было.

— Буквально только что телефонировал Петров, — мрачно начал Астафьев и уселся на уцелевший стул. — Он сказал, что Акулина у него.

— Как она у него оказалась? — подал я голос, слегка ошеломлённый промелькнувшей перед глазами картиной.

— Французик этот, её любовник, шевалье, будь он проклят, Мередок продал её Петровым, как услышал, что у нас с ними конфликт. Теперь Петров использует её в роли заложницы. Грозится убить Акулину, ежели мы не выполним его требования.

— Ум-м-м, вероломный католик! — яростно бросил Лука, потрясая кулаком. — И что Петров хочет в обмен на свободу моей сестры?

— Он готов отпустить её и снять все обвинения с Лаврентия, ежели я добровольно, без оружия, прибуду в то место, кое он укажет, — хмуро выдал Астафьев, глядя на свои большие руки, сцепленные в замок.

— Дык он же убьёт тебя! — выдохнул семинарист.

— Убьёт, — согласился его двоюродный брат. — А вы поклянётесь, что не станете мстить ему и будете жить так, словно ничего не произошло. Андрей же… — тут он облизал губы и кинул на меня быстрый взгляд. — Андрей же должен принести клятву верности Петровым.

— А губа-то у него не дура-а, — протянул я, хмуря брови.

Глава 19

Спустя полчаса после сцены в кухне наш квартет хмурил физиономии в спальне Анатолия Юльевича, которому минут пятнадцать назад сделалось дурно. Ему пришлось прилечь на громадную кровать с парчовым балдахином. И теперь он тяжело вздыхал, глядя невидящим взором в одну точку, будто хотел просверлить дыру. Возможно, он даже представлял, что это лоб Петрова.