Избранник вечности

— Ладно, Дарию напишу. Завтра заберёшь письмо.

После обсуждения на Совете оставил Эвмена, чтобы продиктовать ответ Дарию. В письме упомянул, какой урон Элладе нанесли персы во время походов Ксеркса и Дария Первого. Персия поддерживала мятежи во Фракии, дружественной Македонии. Помогали жителям Перинфу*, когда они отказались принять покровительство царя Филиппа. Персы виновны в его убийстве, и вообще цари Персии во все времена затевали нечестные войны. Слова злого ответа складывались сами собой:

«Дарий, ты называешь себя Великим и Царём царей, а сам захватил власть и правишь несправедливо и наперекор божественным законам. Пытаясь разрушить мир между греками и македонянами, ты посылаешь убийц их царей. Вот почему я вынужден не воевать с тобой, а обороняться войной».

Секретарь едва успевал записывать:

«…Знай, что я пришёл к тебе не за тем, чтобы брать, сколько ты мне дашь. А ты будешь иметь, сколько я тебе оставлю!»

* * *

Возможно, давая персидскому царю время подумать, Александр отказался от намерения пока идти к Евфрату. Без объяснений военным повернул армию на Египет.

БАРСИНА

Срочные донесения полководцев и письма матери и Антипатра, доставленные в Персию гонцами, Александр читал незамедлительно. Остальные придерживал и затем передавал Эвмен, когда видел, что у него освободилось время для досуга и размышлений. В тот вечер секретарь принёс груду папирусов, в основном с предложениями торговцев на поставку продовольствия и оружия для армии. Своё письмо прислал хилиарх Филоксен, командующий войсками на западном берегу Эгейского моря; в нём сообщалось, что во время захвата обоза персидского вельможи ему достались два мальчика замечательной красоты. Хочет передать Александру для утех.

Царь вознегодовал:

— Как мог Филоксен такое предлагать? Ответь, пусть больше занимается дисциплиной своих воинов, а меньше — грабежами обозов, чтобы у него не хватало времени предлагать мерзости!

Загорелое лицо царя покрылось бледными пятнами — признак наступающего гнева. Эвмен поспешил успокоить:

— Напишу, что он ошибся. Филоксен, наверное, уверен, что подобным даром доставит приятное.

Придворное окружение осведомлено о тесной дружеской связи Александра с Гефестионом. Царь не раз сам говорил друзьям, что вместе они, Ахилл и Патрокл, ценил лестное для себя сравнение с Патроклом. Не проявлял увлечения противоположным полом с юности, он ценил мужскую дружбу сильнее, чем близкие отношения с женщинами. В Дамаске не использовал положение пленницы красавицы-жены Дария, чем удивил друзей, не говоря уже о персах. Не пожелал смотреть на остальных женщин из гарема Дария и его вельмож, хотя выбор красавиц имелся огромный. Один Парменион отважился напомнить его права в отношении привлекательных пленниц, а он ответил:

— Я не осуждаю поведение воинов за их поступки по отношению к женщинам своего врага как неизбежность в войне. Что же касается меня, поясню, что толпы женщин, захваченных нами как добыча, обесценили в моих глазах женскую красоту. Вот почему для меня многое становится непозволительным или нежелательным.

Гефестион ревниво вмешался, выразительно посмотрев на Александра:

— Парменион, пора тебе знать, что для царей существуют иные радости в жизни.

Царь ему улыбнулся. И хотя это выглядело попыткой оправдаться, снисходительно добавил:

— Я могу взглянуть на обнажённую Статиру. Но по причине того, что все вокруг говорят о её невообразимой красоте из всех женщин, как о самой восхитительной. Не из-за похоти, а непритязательного любопытства и ради сравнения собственного ощущения красоты с мнением других. Но боюсь, что возникшее при этом желание обладания женским телом разбудит во мне мужскую плоть, а это для царей есть досадный признак смертной природы. Если бы боги отобрали у меня необходимость общаться с женщинами, да ещё потребность в ежедневном сне, я ценил бы себя гораздо больше, чем сейчас.

Но в его строго налаженную боевую жизнь вмешался Эрос, бог плотской любви и любовных наслаждений, могущество которого не оценил вовремя…

* * *

Среди знатных женщин, сопровождавших царицу-мать Сисигамбис, находилась Барсина, жена Мемнона из Родоса, командовавшего греческими наёмниками царя Дария. Александр увидел её при первой встрече с царицей-матерью. Барсина не укрывала от нескромных взглядов своё сияющее красотой лицо. Через полупрозрачную ткань угадывались правильные черты лица, пытливый и озорной взгляд чёрных глаз.

Ее приветствие на македонском диалекте его удивило. Он спросил, откуда она родом. Женщина не смутилась:

— Великий царь, если ты слышал о сатрапе Фригии Артабазе, он мой отец. По матери, я гречанка. После смерти царя персов Артаксеркса отец отказался служить его сыну, незаконно захватившему престол. Пришлось бежать. Твой отец принял нашу семью в Пелле, где мой отец служил у него советником. Мне исполнилось семь лет, когда ты родился. Я видела тебя на руках царицы Олимпиады и кормилицы Ланики. В Македонии я усвоила ваши обычаи, а от греческих учителей, предоставленных мне твоим отцом, познала и полюбила Элладу.