Избранник ворона

Нил осторожно ощупал лицо, пошуровал в карманах. Нет, вроде бы ничего не разбито и ничего не пропало, одежда, похоже, тоже цела, хотя, наверное, и не в лучшем виде после того, как он провалялся в ней черт знает сколько, черт знает где. И спросить не у кого... Слушайте, а может это вытрезвитель? Все, приехали... Хотя нет, не похоже. Сам-то он, слава Богу, в подобные заведения пока не залетал, но более опытные товарищи рассказывали, что там обязательно раздевают до трусов и бросают на матрас, покрытый клеенкой, в гущу аналогичных грешников... Нил поднялся, на нетвердых ногах прошел; в противоположный конец комнаты, где увидел железную дверь, подергал безуспешно, потом постучал. Сначала было тихо, потом кто-то грубо прикрикнул «Чего тебе?!», а кто-то другой сказал:

– Погоди-ка, это, похоже, тот, утрешний, денисенковский.

– Ну так и веди его к Денисенко в таком разе. Громыхнул засов, и в прямоугольнике резкого света Нил с ужасом увидел фигуру милиционера. Замели! Внутри все оборвалось. Господи, уж лучше бы вытрезвитель!

Потрясение было настолько велико, что похмельные сумерки в голове моментально прояснились. Покорно топая по длинному коридору вслед за широкой милицейской спиной, Нил быстро перебирал в голове возможные причины своего задержания и тут же отбрасывал. Вчерашняя пьянка? Но она закончилась без эксцессов. Веселый старичок довез его до дому, он прекрасно помнит, как поднимался на лифте, как с третьей попытки попал в замочную скважину... Значит, отключился он уже в квартире. Так что же, выходит, он дома выкинул что-то такое, что соседи вызвали «хмелеуборочную» и сдали его? Крайне сомнительно, чтобы он, никогда не отличавшийся буйством во хмелю, мог довести Яблонских до таких мер, и уж совершенно исключено, чтобы на это пошла Линда. В крайнем случае усмирила бы его сковородой по темечку, но сдавать в менты?..

В гудящей голове проносились жуткие истории, рассказанные Линдой. У них тут тоже планы, графики, отчеты, соцсоревнование. И ради цифири им ничего не стоит захомутать любого, кто под руку попадется, подшить к глухому делу в качестве обвиняемого, выколотить нужные им показания. Настоящее-то раскрытие преступлений – дело долгое, муторное, подчас бесперспективное и страшно невыгодное: показатели падают, начальство бодает, премии летят мимо кармана, а звездочки мимо погон. Вот и стараются. И ничего ты супротив них не вякнешь, потому что они – Государство, а ты – никто, ноль без палочки, и когда Государство назначает тебя преступником, обратного хода уже нет. Но, возможно, назначение еще не состоялось... Главное – держаться спокойно, уверенно, но не вызывающе, ничем не проявить ни свою ненависть, ни свой страх...

– Заходите, заходите, Нил Романович, присаживайтесь.

В занюханном кабинете на три стола сидели двое: молодой блондинистый усач в клетчатом пиджаке и невыразительный мужчина средних лет, в очках и с аккуратно зачесанными на лысину реденькими волосами. Этот-то к нему и обратился.

– Передохнули маленько? Продолжим?

– Извините, я... – Нил замолчал, ничего не поднимая.

– Хорош! – фыркнул усатый.

– Да ладно, Василь Василич, с кем не бывает. Ты лучше своими делами занимайся, а мы своими.

Усатый что-то буркнул и уткнулся в лежащую перед ним папку.

– Итак, Нил Романович, давайте-ка еще раз, во всех подробностях – как вы провели вчерашний день? Где были, когда, что делали? – Я... А вы кто?

Человек, похожий на заслуженного счетовода, усмехнулся.

– Да, вы явно не в лучшей форме. Но, не обессудьте, отложить нашу беседу никак не могу. Фамилия моя Денисенко, старший следователь отдела борьбы с хищениями социалистической собственности.

«Это еще откуда?.. Спокойно! Ясно, что здесь какое-то недоразумение, однако сразу заявлять об этом не стоит, это заведомо проигрышная позиция... Уж по их-то ведомству за мной ничего реального нет и быть не может. Тем более вчера. Разве только кто-нибудь упер противогазы, что мы перегружали, или тот щедрый старикашка оказался переодетым расхитителем... Как хорошо, что вчера я весь день был на людях, и что бы они мне ни предъявили, найдутся свидетели, которые подтвердят мое алиби...»

Медленно, четко, внушая себе, что он находится не в кабинете следователя, а на занятиях по разговорной практике, он начал рассказывать. Про Либерфатера, про противогазы, про пивную и присоседившегося к их компании чудного деда. На этом месте Денисенко прервал его:

– Дальше мне все понятно. Значит, в течение дня домой вы не заходили? Нил кивнул.

– И с женой не виделись?

Линда! Что-то случилось с Линдой?! Но почему ОБХСС?..

– Только рано утром, перед уходом в университет, – сдавленно сказал он.

– И вы ничего необычного в ее поведении не заметили? Она не показалась вам взволнованной или излишне рассеянной?

– Она спала. Мне надо было к первой паре, а ей на работу только к десяти...

– А накануне?

– Да нет вроде... Сидела с подружками, песни пела. Потом легла спать.

– И ничего не рассказывала, никакими планами не делилась?