Избранник ворона

– Опасаешься, как бы он не узнал, что ты – муж женщины, погибшей в результате его махинаций? Ну и что? Информацию на сей счет он может получить только из материалов дела, а там ты фигурируешь только в протоколе опознания... Правда еще есть листочек с твоими официальными показаниями, но оттуда он много не почерпнет. С такого-то года проживали раздельно, встречались эпизодически, о последнем месте жительства не осведомлен. При случае можешь и сам рассказать им о жене – в пределах тех же сведений... Если беспокоишься насчет работы – не беспокойся, бюллетень на любой срок будет тебе обеспечен... Командировочные, сумму на представительские расходы мы тебе выделим... Пойми, другого способа прижать Шерова у нас нет, Нил продолжал хранить молчание.

– Давить их надо! – рявкнул генерал. – Развелось, понимаешь, выжиг, хапуг, шпрехшталмейстеров всяких, перерожденцев! Совсем распоясались, государственный карман со своим перепутали, подрывают наш строй изнутри! Ты, Баренцев, гордиться должен, что Родина тебе доверие оказывает!

Нил остервенело махнул рукой – обжегся дотлевшей до фильтра сигаретой – и вновь замер.

– В молчанку играемся? – со зловещей проникновенностью осведомился Евгений Николаевич. – Ссым? Другие в твои годы голой задницей против танков перли, на амбразуры лезли, а он, понимаешь, на роскошную бабу влезть забоялся! Молчишь? Ну ничего, на Колыме и споешь, и спляшешь!

Как ни странно, угроза генерала мгновенно скинула то колоссальное напряжение, которое буквально парализовало Нила с того момента, как он принял из рук Асурова фотографии Татьяны – и даже раньше, когда увидел на карточке физиономию Шерова. Он почувствовал себя спокойным и собранным.

– Сразу на Колыму? За отказ сотрудничать? Получилось хрипло и немножко слишком нагло.

– За соучастие в убийстве! – торжественно отчеканил генерал.

– Что?! Это вы на историю с отчимом намекаете? Нил укоризненно посмотрел на Асурова.

– Ну, если ты настаиваешь, мы можем, конечно, вернуться к безвременной кончине профессора Донгаузера и взглянуть на нее под таким углом, – Асуров усмехнулся. – Однако товарищ генерал имеет в виду совсем другой эпизод.

– Какой еще эпизод?

– Константин Сергеевич, объясни. А я пройдусь пока, ноги разомну...

– В рамках расследования по факту смерти гражданина Штольца, он же Васютинский, и гражданки Макаренко, она же Баренцева, при осмотре места происшествия в вещах потерпевшей был обнаружен револьвер системы «наган», серийный номер ИЗ-01414, – монотонно, будто читая с листа начал Асуров. – На основании баллистической экспертизы был сделан вывод об идентичности данного оружия тому, ид которого в ночь с третьего на четвертое августа 1980 года в подвале собственного дома в окрестностях города Сухуми были убиты гражданин Сичина-ва Леван Багратович, министр химической промышленности Абхазской АССР и, предположительно, гражданин Сичинава Михаил Автандилович, бывший студент Ростовского медицинского института. Тело Сичинава М. А. было обнаружено двадцать третьего октября 1980 года в горной пещере в районе реки Бзыбь, до какового времени гражданин Сичинава М. А. считался единственным подозреваемым в убийстве своего дяди, Сичинава Л. Б. и находился во всесоюзном розыске. Согласно показаниям Баренцева Н. Р., мужа гражданки Баренцевой О. В., она же Макаренко, в период с 27 июля по 4 августа 1980, они с женой проживали в гостинице спорткомплекса «Эшера», расположенного близ Сухуми 4 августа Баренцева О. В. неожиданно отбыла самолетом в город Харьков, а Баренцев Н. Р. получил от нее билет на поезд «Сухуми-Ленинград» на то же число и зашитый в мешковину предмет, предположительно чемодан небольших размеров, с просьбой сохранить его для нее. Однако в Харькове она встретила поезд с мужем и забрала чемодан, оставив взамен коробку с крупной суммой денег, со слов Баренцева, десять тысяч рублей. Все вышеизложенное позволяет сделать вывод о непосредственной причастности гражданки Баренцевой О. В. к убийству Сичинава Л. Б. и Сичинава М. А., а гражданина Баренцева Н. Р. – к соучастию в форме сокрытия следов преступления...

«Это не здесь и не со мной, – промелькнуло в сознании Нила. – Это Кафка пополам с Ионеско, а я лишь зритель в зале экзистенциального абсурда...»