Избранники Смерти

Будь его собачья воля, разорвался бы он на десяток гончаков да разбежался в разные стороны. Ленивый Проха вернулся бы в Бялое, на псарню князя Якуба. Проха жалостливый рванул бы обратно в дом бородача, чтобы утешить слепого мальчика-певца – плачет, небось, думает, убег его пес. Проха благодарный побежал бы искать мануса Илария – за спасение в ноги кинуться, отплатить добром за добро, как раньше бывало. Уж как нравился Проходимцу Илажка, сил нет. Все от баб манус пострадал, а будь с ним верный пес, так и не бывать бедам, изгнал бы смертный запах от мануса Прошка, не позволил бы Безносой подкрасться к синеглазому. Отправил бы Проха братьев-близнецов по дворам, по чужим землям, а сам остался при лекарке. Не мог он от нее так просто уйти, как отыскал. Словно пуповиной стали они связаны, когда в смертный час вышла Агнешка с того свету на Прошкин зов.

– А ну, вылазь, шуба блохастая! – раздалось над ухом. – Больше дела у меня нет, тебя по всему терему искать, приблуда!

Проха забился глубже, но его потащили за хвост, на голову обрушилась пыльная метла.

– Пошел! Пошел! – закричала девка, пихая его метелкой.

Проха зарычал и хотел было вцепиться в метлу, но вместо этого подскочил и схватил со стола пирог.

– Ах ты скотина! – заверещала девка.

– Что ты кричишь, Павка, княгиню потревожишь, она велит косы тебе вырвать, а я помогу. Нашла где орать! На полтерема слыхать.

Этот голос Проха узнал бы из тысячи – старая хозяйка! Вот уж привела судьба так привела.

Агата присела возле пса, заглянула в глаза.

– Откуда ты здесь, Проходимец? С Иларием пришел? – спросила она ласково. Проха замолотил хвостом по полу, вывалил язык, развесил широкие уши. Очень старый хозяин любил, когда он этак прикидывался, строил дурачка. За такую морду ему часто то косточка недоглоданная, то медовая плюшка перепадала почти и не кусаная.

– Не трогали бы вы его, госпожа Агата, приблудный он. С бродягами пришел, да отбился, к нам залез. Видно, с голодухи.

– С какими бродягами, Павка? – рассердилась Агата. – Мели, да знай меру. Не видишь, что ли, пес породы благородной. Со псарни покойного князя Казимежа. Не укупить бродягам такую гончую.

– Не укупить, да, может, так подобрали. Вон, все бока у него исполосованы. Утек в лес по осени, порвали его там, а перехожие подобрали, вылечили…

Павка пятилась к двери, да все не хотела уступить. Норов, видно, у чернских девок был не слишком покладистый. А может, не почитали тут госпожой ту, которой все Бялое готово было в ножки валиться.

На всякий случай Проха подполз под ладонь старой хозяйки и принял несчастный вид.

– Мало ли кто кого подобрал. Здесь пес останется. С бяломястовских псарен он, так что я ему тут единая хозяйка.

– А слепенькому-то что сказать? – расстроилась Павка, по голосу было слыхать. Да только неясно, оттого ли, что слепому мальчику придется в псе отказать, или потому, что тварюга блохастая, прожорливая, останется при кухне.

– Какому слепенькому?

– Да мальчишка за ним пришел. Слепой. Бродяга. Со стариком пришел. Говорит, собака его к нам в терем забежала.

Агата запасмурнела. Не велит Землица обижать странников, да только, видно, не хотелось ей пса никому уступать. Крепче сжались пальцы княгини на веревочном ошейнике.

– А ну позови ко мне этих перехожих!

Глава 46

Куда прянешь, когда за горло держат? Тут уж или иди в поводу, или жди беду.

Да только как ни прикидывал князь Милош, а беды и так и эдак не миновать.

Ввечеру приехал к нему князь Бялого. Из свиты – шестеро палочников да старый золотник с тяжелым перстнем. Не иначе, скрытничал молодой бяломястовский владыка.

А как заговорил Якуб, так тошно стало Милошу, аж в животе скверно сделалось.

Как сказал ему Якуб Белый плат, что выловили в реке с первой оттепелью Тадеуша из Дальней Гати, мертвого, так вспомнил Милош, как посылал к лесным своих людей, как просил пленить Владиславова-книжника.

Да решали вместе с князьями-соседями, а как придется ответ перед Чернцем кровавым держать, так один Милош останется. А у него по лавкам девок как тараканов, никто не берет. Созывал всех Тадеуш Войцехович на волчью охоту, да вон как поплатился, а Милош, старый дурак, полез поперед всех, и теперь уж, верно, по нему Землица плачет. Шутка ли – книжника чернского хотел пленить, да не простого книжника, а самого Конрада!

Жестоко обошелся Чернец с его наемниками. О том, как погубил закраец закрайца в темном лесу, на проезжей дороге, песни складывают. Это и сам Милош скоро под такую песню ляжет. Дай-то Землица, чтоб умер Ивайло раньше, чем успел к нему в голову Чернец заглянуть.

Скоро собрался Белый плат и дня не погостил. Сказал только, что не хочет он сам по весне из-подо льда всплыть. Громко кричал про охоту на волка Тадеуш, сын Войцеха, да накликал в гости одну Безносую.

– Да только теперь из-за его клика да отклика не оставит нас в покое Чернец. Снег сошел, дороги открылись. Не успеем глазом моргнуть, как все Срединные земли к себе приберет Владислав Кровавый, – говорил князь Бялого тихо, вкрадчиво, с глубокой печалью, а почувствовал Милош в голосе его сталь, в шелк скрытую.