Иллюзии напрасны, из активного участника событий истории я превратился в стороннего наблюдателя. Я люблю сидеть на крыше какого-нибудь дворца, затерявшись среди геральдических скульптур, и писать в блокноте свою собственную историю вселенной. Отблесков от далекого уличного фонаря мне вполне хватает, чтобы разбирать буквы и аккуратным мелким почерком набрасывать на чистую бумагу все новые и новые строки. Внизу, по широким магистралям и площадям, сочится жидкий поток толпы, никто не догадывается поднять голову вверх и над фасадом респектабельного особняка заметить силуэт ангела, водящего пером по бумаге. Однако если вдруг находятся такие неугомонные искатели приключений, которым удается заглянуть мне в глаза, то я усилием воли заставлю их отвести взгляд и забыть про меня навсегда. Воспоминания обо мне, конечно, могут прорываться во снах или в грезах, но никто уже не догадается сопоставить их с реальностью. В существование сверхъестественного существа можно верить только тогда, когда видишь его перед собой, можешь протянуть руку и коснуться его крыл, погладить холодную нестареющую кожу, услышать ответы на вопросы о секретах мироздания, но, когда призрак растворился, и перед тобой пустота, трудно объяснить другим людям, что где-то, в поднебесной высоте, парит тот, кто не поддается описанию. За прошедшее время люди стали большими скептиками, они не верят в таких существ, как я. Их неверие дает мне преимущество. Теперь и я, и мои подданные можем спокойно разгуливать по миру смертных, не опасаясь разоблачения.
Среди шума и музыки карнавала я невольно вспомнил о Марселе и ощутил легкую грусть, даже преждевременное сожаление. Мне не хотелось заводить дружеские отношения ни с кем из людей, но жизнь рассудила иначе. Я стараюсь не открываться ни перед кем, чтобы ненароком не заставить их страдать. Любой, кто станет предметом моего, пусть даже мимолетного внимания, оказывается в опасности. И, тем не менее, я взял за привычку утешать всех страждущих. Я являюсь ко всем отчаявшимся, и мой приход озаряет их жизнь, как луч божественного света. Приход ангела становится светлым праздником для всех, кто страдает, тайным утешением, секретом, сохранение которого возвышает их над прочими людьми. После моего исчезновения остается легкая боль, но зато вся земная суетность перестает их волновать, и бывшее страдание от неудач становится совсем незначительным. Эти несчастные, действительно, верят, что в иной жизни их ждет встреча со мной. Принося временное облегчение им, я, как будто, стараюсь искупить свои прежние грехи, хотя подсознательно понимаю, что не в силах вымолить прощение за все то зло, какое причинил миру. Огонь, пожарище, пепелища, дымные столбы и крики заживо погребенных под горящей кровлей горожан, все картины прошлого, как будто отражаются в череде настенных зеркал, в подвесках люстр, в начищенном до блеска паркете. Вот, я уже стою не на натертом полу, а иду по горящему городу, чувствую вкус огня и крови у себя на языке, слышу за своей спиной крики «дьявол!».
Во всех своих снах я ищу среди пылающего города кого-то и знаю, что никогда не найду. Огонь не поглотил ту, которую я ищу, но он разлился заразой по ее венам, поселил в ее умирающем теле демона и сделал ее саму богиней зла.
Марсель стал единственным исключением в списке моих жертв, потому что вернул мне ощущение того, что потерянная муза снова рядом. Его кисть сотворила большее чудо, чем мое колдовство. Я не хотел тревожить понапрасну бедного, потерянного юношу, но не мог отказать в помощи несчастному живописцу. Я привык считать, что таланты вдвое благословенны, оказывая помощь одному из одаренных я, быть может, совершаю единственное доброе дело в своей жизни. Он никогда не причитал вслух, из тьмы мироздания меня вызвали не его слезы, а тихое отчаяние, которое я ощутил в его сердце. Отчаяние сродни моему. Марсель так и не понимает, в какую ловушку попал. Я не хочу причинять ему зла, но это неизбежно. Когда-нибудь зверь, спящий внутри идеальной оболочки, вырвется наружу и начнет крушить все без разбора. Он слишком много лет пробыл в заточении, я не смогу контролировать демона в момент его неистовства.
Я, как будто, заранее оплакивал Марселя. Интересно, понимает ли он, когда смотрит на меня, что печаль в моих глазах о нем. Я знаю, что жить ему осталось недолго, рок неумолим, и попытаюсь скрасить, как смогу последние дни его существования. Конечно, всегда есть выбор, я мог бы отвести его в общество теней и оставить там. Оставшись с ними, он станет неприкосновенен для смерти. Смерть не имеет права проходить мимо «Покровителя искусств». А если тени укажут Марселю путь через лес к склепу царицы, то там он станет недостижим для меня и таким образом спасется. К сожалению, он слишком благороден для того, чтобы выбрать тот порочный, ночной образ жизни, которого придерживается каждый член общества теней.