Избранники Тёмных сил

Глаза коломбины в прорезях маски излучали тайну. Завсегдатай театров мог заметить, что другие актеры в ее присутствии немного теряются и сбиваются с ритма. Вместо того, чтобы протянуть букет своей подружке, Пьеро вручил бумажные цветы ей и поспешно отшатнулся от красавицы, будто она могла представлять для него опасность. Он слишком поздно понял, что совершил оплошность и забыл собственную роль. Мне показалось странным, что остальные члены труппы относятся к коломбине так, будто она им чужая. Они, наверняка, должны были давно знать ее и играть с ней в паре, иначе, откуда она так хорошо знает их всех. Иногда она даже вместо суфлера тихо подсказывала кому-то его речь. Наверное, я единственный из зрителей замечал, как едва шевелятся под маской красиво подведенные вишневым цветом губы. Я даже слышал ее подсказки, мой слух ведь куда острее и восприимчивее, чем у людей, но никто из них об этом не догадывается. Возможно, мне только почудилось, что остальные участники спектакля боятся красавицы, ведут себя по отношению к ней так, словно она только, что выступила из зазеркалья и велела принять ее в труппу.

А все-таки она очень мила, решил я. Пусть ее головка останется на плечах и дальше радует публику, я не имею права увлекать за собой в небытие столь жизнерадостную девушку. Только я успел об этом подумать, как почувствовал, что кто-то сзади меня в толпе попытался строго и решительно мне возразить. Кто посмел? Я обернулся, но увидел все те же обычные человеческие лица, кругом нет никого с фосфоресцирующей кожей и сверкающими глазами. Даже рядом с Батистом больше не было никакого бродяги. Он, как будто, растворился во тьме. Я опять жестоко ошибся.

Где-то в городских подвалах закопошились сотни маленьких лапок. Звуки пока улавливал только я, но скоро их услышит весь город. Я поискал взглядом Перси, но его поблизости не оказалось. Значит, он опять отлынивает от дел, и мои крысиные полки остались без присмотра. Мне не хотелось отходить от сцены и снова углубляться в одиночестве в ночь, но выбора не было. Чтобы город оккупировали крысы, вырвавшиеся на волю из моих владений, я тоже не хотел. Лапки скреблись уже не в подвалах, а поверх решеток канализации. Серые, юркие тельца копошились в мусоре, подпрыгивали, чтобы достать до самых низких окошек бедняцких кварталов. Скоро копошащаяся серая масса польется по улице живым потоком и снесет все на своем пути. Я не переставал про себя обругивать Перси. Лодырь, карьерист, потянуло же его выступать в театре именно в тот вечер, когда моя крысиная армия изнемогала от голода. Почему он не мог снизойти до того, чтобы проверить, хорошенько ли заперты все замки? Перси был тем слугой, который всегда исправно собирал дань с побежденных, но никогда не мог сосредоточиться и, как следует, заделать все щелки, пригодные для побега.

Толпа вокруг сцены сгустилась. Выбраться из толчеи не представлялось возможным. Никто пока ничего не заметил, только коломбина услышала вдали шум и насторожилась так, будто звуки крысиной возни всю жизнь преследовали ее в ночных кошмарах. Букетик, подаренный каким-то поклонником, чуть было не выпал у нее из рук. Последнее, что я заметил на сцене, это ее дрожащие тонкие пальчики и губы, уже сложившиеся, чтобы произнести чье-то имя.

Возможно ли, что в толпе она заметила именно меня, или ее взволновал кто-то, стоящий позади. Я уже взмахнул плащом, готовясь исчезнуть, чтобы мгновенно оказаться в другом месте. Никто не должен увидеть, как я переворачиваю перстень с печаткой у себя на пальце с привычной сноровкой чародея. Перед тем, как очутиться в другом месте, я все-таки расслышал имя, которое назвала коломбина. Она произнесла:

— Господин Смерть!

И я посмотрел на нее уже совсем по-другому, заинтересованно и настороженно, а потом театр и толпа остались позади. Я откинул назад полы плаща и смело пошел навстречу серым жадным зверькам, пожирающим на дороге все, что они могли найти. Потерянные вещи, крошки, мусор, на дороге вскоре не осталось ничего, досталось даже бродячим кошкам и собакам, встретившимся по пути, но у тех, хотя бы хватило ума спрятаться в подвалах или на дереве, а хватит ли смекалки у людей для того, чтобы поиграть в прятки с маленькими убийцами? Позади ярким заревом полыхнул огонь. Кто-то разбил фонарь, осколки от стеклянного колпака усыпали мостовую, а пламя перекинулось на занавес. Я обернулся, чтобы взглянуть на пылающий театральный фургон, на разбегающуюся публику, на крыс, шастающих под ногами у спасающихся бегством людей. Скоро подоспеют водовозы и, возможно, успеют спасти хоть что-то от яркой балаганной мишуры. Я бы мог потушить огонь, мне и надо-то было всего лишь скрестить пальцы и прошептать пару запретных слов, чтобы тучи, нависающие над городом, разрядились дождем, но я не посмел. Огонь был моей стихией. Я понял, что не хочу останавливать его. Все равно, пожар потушат и без меня. Люди будут слишком заняты собственным спасением, и никто не придаст особого значения появлению сотен крыс.

Батист