Избранники времени. Обреченные на подвиг

… А Беляков совсем изнемог – у него раскалывается голова, он валится на днище фюзеляжа и уже ничего не способен делать. Ему хотелось только одного – спать. Но друзья тормошат его, подбадривают, и он снова проявляет признаки активности, пытается понять, где находится самолет, – частые смены курса совсем запутали навигационные расчеты.

Поиск точки своего местонахождения занял немало времени. Но вот концы найдены – самолет снова выходит на линию пути, хотя и с изрядной потерей времени и горючего. Экипаж еще посасывает кислород, но он уже на исходе, и Байдуков, чтоб разом покончить с мучениями, стремительно уходит вниз – там легче дышать. Он до упора убрал газ, прошел сквозь облачный слой, и вдруг из радиатора, прямо в пилотский фонарь мощно ударил водяной поток, моментально заморозивший лобовые стекла.

Это в шаге от катастрофы: еще минута-другая, и мотор сгорит, заклинится.

Чкалов и Беляков бросились к запасам воды, а она уже давно превратилась в лед и нацедить удалось совсем немного. В ход пошла моча, хранившаяся для анализов, содержимое термосов, но расширительный бачок все же удалось заполнить и перегнать эту кошмарную смесь в радиатор. Мотор «ничего не заметил» и потянул дальше.

Кто ж это спровоцировал такую «диверсию?» Оказывается – пароотводная трубка. На энергичном снижении на малых оборотах мотора ей стало не хватать обогрева от выхлопных газов, и конденсат элементарно замерз, закупорив трубку. Давление пара в радиаторе, естественно, повысилось, и фонтан рванул. Хорошо еще – радиатор уцелел.

Но полет был спасен. Самолет спокойно шел по горизонту на высоте 3000 метров. Так бы и держаться, да вот облака опять сгустились, полезли вверх, стали стеной, и Байдуков снова на полном газу стал набирать высоту аж до 6000 метров. Выше машина не шла – пришлось то лавировать между облачными башнями, то врезаться в них.

У Чкалова пошла кровь из носа и из ушей. У Белякова кончился кислород. Его тошнит, но он ползком, на четвереньках подтягивается к Байдукову, передает ему карту и тот сам, сидя за штурвалом, определяет свое расчетное местонахождение.

Белякову нужен был отдых – сейчас же! – иначе он мог выйти из строя окончательно, как минимум – до конца полета. Думать нечего – Байдуков решает занять место штурмана, а Чкалова – пришлось рискнуть, несмотря на глубокие сумерки и надвигающуюся ночь, – усадить за штурвал.

Но ничего, Валерий Павлович держится. Только курс гуляет. Ему трудно с непривычки вести машину по приборам, и он выключает кабинное освещение и подсветку приборной доски, всматривается в ночное пространство. Оно не такое уж непроницаемое – короткая летняя северная ночь с крупным обломком луны достаточно прозрачна и сквозь ночной мрак слегка обнажает очертания горизонта. Лететь можно и без приборов слепого полета.

Но вот подошли облака, и Чкалов, не выдержав, кликнул своего «Ягора», просит сменить его. Пришлось будить Белякова, а Байдуков снова садится в пилотское кресло, и теперь уже надолго, до самой посадки.

Георгий Филиппович был все же настоящим штурманом. Он сам во всем разобрался, понял по своим расчетам, что Скалистые горы остались позади, смело, не видя земных ориентиров, перешел на снижение и, пробив облачность, вывел машину на высоте 4000 метров, как и ожидал, над Тихим океаном у побережья Канады. Теперь он так и намерен идти вдоль берега.

У меня в руках бортжурнал Александра Васильевича Белякова. Это удивительно интересное чтение! Весь полет – как на ладони. Как они добрались до Канады – стоит только удивляться, а уж над Канадой петляли – как в лесу, где только не были. Но «на дорогу» вышли.

Александр Васильевич кое-как обрел работоспособность и снова стал подсчитывать запасы бензина. Его ничтожно мало, а до Сан-Франциско еще топать да топать. Только при идеальных условиях режима полета и постоянно крепком попутном ветре на сухих баках до Сан-Франциско теоретически дотянуть еще можно, но это из области того, чему уже не дано состояться.

Вот вышли на территорию Соединенных Штатов Америки – это уже крупное достижение. И тут выяснилось, что в расходный бак бензин из крыльевых емкостей не поступает. Не забирает бензин и альвеер. Нужно срочно думать о посадке. И, пройдя траверз Портленда – там радиомаяк и два аэродрома, Байдуков через 20 минут разворачивается на обратный курс, снижается до 100 метров и в сплошном дожде, сделав предварительно три прохода над посадочными полосами двух городов, садится на коротенькую, восьмисотметровую полосу Ванкувера.

В книге «Чкалов» Г. Ф. Байдуков уверяет, будто экипаж уже подошел к Сан-Франциско, да засомневался – хороша ли там будет для посадки погода, из-за чего, мол, поразмыслив, командир решил не рисковать, а вернуться к Портленду.

Слукавил слегка Георгий Филиппович. По штурманскому бортжурналу выходит, что точка разворота на обратный курс была не далее 60 км от Портленда, а Сан-Франциско лежал на юге Калифорнии без малого в тысяче.

Ладно, пусть будет так. Не это главное.