Избранница герцога

— О, у него парик в греческом стеле. Он выглядит очень модным. Изысканный камзол из черного бархата, а под ним — тончайшие белые кружева. Без всякой мишуры, весьма элегантно.

— Парик в греческом стиле? — заинтересовалась Элинор.

— Да, два локона по бокам и длинный хвост сзади. О, у него просто атлетические плечи. Уверена, что ты его вспомнишь, как только увидишь. Ты не могла забыть мужчину с такими плечами!

Покружившись в восторге по комнате, она чмокнула Элинор в щеку.

Когда та спустилась, у подъезда ее ожидал лакей. Она последовала за ним к карете, у которой застыл мистер Ормстон. Элинор уткнулась взглядом в его бархатный камзол, опасаясь поднять глаза. Он поклонился, взял ее руку и поднес к губам, прежде чем усадить Элинор в ландо.

Глава 32

Лондон, резиденция герцога Монтегю

8 августа 1784 года

— Я польщен тем, что вы приняли мое приглашение, — сказал мистер Ормстон.

— В самом деле? — спросила она.

— Вы не та леди, которую можно так просто забыть, — заметил он.

— Наверное, это было дело большой государственной важности, заставившее вас отвлечься от моей скромной персоны? — сказала Элинор. — Что-то связанное с экспортом или импортом. Или, возможно, частное поручение деликатного свойства высочайшей особы?

— О, всего понемножку, — ответил Ормстон. — Но теперь я курирую один важный проект в сфере благотворительности. Это разного рода богоугодные заведения — сиротские приюты и тому подобное.

— Прекрасно, — сказала Элинор. — И как же устроены сироты у нас в Англии?

— Весьма неплохо. Бывают, конечно, кое-какие проблемы.

— У меня нет детей, — заметила Элинор с любезной улыбкой. — Я совершенно не представляю, как их надо растить.

Прочистив горло, Ормстон произнес:

— Вы представляете это себе намного лучше, чем я.

— Пожалуй, я вернусь домой прямо сейчас, — произнесла она.

— Но мы уже возле кенсингтонского сада, — ответил мистер Ормстон. Карета остановилась у входа, и он выпрыгнул наружу, предлагая ей руку, затянутую в перчатку.

Она медлила, чувствуя себя такой опустошенной, как ваза без воды и цветов. Не было никаких эмоций — ни гнева, ни боли, ни томления. «Почему бы и не совершить моцион?» — решила Элинор.

Протянув ему руку, она выпорхнула из кареты и раскрыла кружевной зонтик.

— Как это мило, — произнесла она, — фуксия в цвету.

— Да, — согласился он. — Я предлагаю прогуляться к пруду и покормить лебедей.

В руках у него был пакетик, по всей видимости, с хлебными крошками. Это было забавно. Мистер Ормстон, он же Леопольд Дотри, герцог Вильерс, был не тот человек, который носит с собой пакетики с хлебом. Не так давно он имел при себе совсем другие пакетики, Элинор усмехнулась.

Усевшись рядом на скамью, они молча бросали крошки в воду. В пруду плавали семь лебедей. Пара и их птенцы. Родители заботливо подталкивали клювами деток в направлении крошек.

— Что за маскарад? — спросила Элинор. — Зачем вам понадобился этот мистер Ормстон?

— Это не случайный выбор. Я решил соответствовать вашим новым требованиям. Вы отказались от герцогов, и мне пришлось учить более скромную роль.

Она закрыла зонтик и сделала глубокий вдох.

— Вы пришли к заключению, что я могу быть хорошей матерью? Поэтому пришли?

— Мне кажется, легче найти другую для этого, чем уговорить вас.

— Вы правы, — согласилась она, прицелившись хлебом в клюв лебедя-отца и удачно попав. Тот спокойно поймал и проглотил хлеб, не выказывая ни малейшей обиды.

— На этот раз мои мотивы сугубо эгоистические, — сказал Вильерс. — Я ищу любимую жену для себя.

— Какой сюрприз, — произнесла Элинор. — Кто бы мог подумать, что вам вообще нужен кто-то для брака. У вас столько друзей среди женщин. А ваши отцовские чувства весьма похвальны. Зачем же от них отказываться? Попробуйте найти хорошую мать среди дочерей маркизов. Но может быть, вы снизойдете и до графской дочери? Хотя это наверняка заставит вас почувствовать себя не в своей тарелке.

— У моих детей превосходный гувернер и две няньки. С ними все в порядке.

— Превосходно, — сказала Элинор, пытаясь попасть в самочку лебедя, но промахнулась.

— Вы даже не желаете смотреть в мою сторону, — заметил Вильерс. — Неужели эти водоплавающие интересуют вас больше, чем я?

Она подняла на него глаза. Его черные брови и потемневшие от страдания глаза просто кричали из-под белого парика.

— О, — произнесла она.

— Я люблю вас, Элинор, — произнес он, — и всегда буду любить только вас. То, что я чувствую к вам, не связано ни с моими нынешними детьми, ни с теми, которые могут быть у нас с вами в будущем.

— Но раньше вы рассуждали совсем иначе, — сказала она.

— Я запутался в своих представлениях и понятиях. Не знал, какой должна быть хорошая мать. Свою я не мог считать образцом, после того, что она сделала с моим братом. Она наряжала нас в шелк и бархат, но когда мой брат заболел, отгородилась от него, боясь заразиться...

— Я помню, — сказала Элинор.