Делаю вид, что задумываюсь, хотя на самом деле я уже давно решила, что такой вариант лучше всего подходит для моего замысла. Если я назову конкретное время, то служанка постарается не тревожить меня до обозначенного часа, а я буду чувствовать себя свободнее, занимаясь на самом деле тем, чем мне нужно.
Дверь за нашими спинами с глухим стуком закрывается, отрезая меня от пространства гостиной. Рикет, к счастью, уже вышел. Как правило, он присутствует в моих покоях, только во время визитов Николь. И это тоже весьма настораживает и подстегивает к побегу...
– Скорее всего, да, – киваю, ощущая, как воздух заполняет легкие. Мелкие пуговки на спине уже расстегнуты, и Лизхен принимается расшнуровывать корсет. Он хоть и не такой жесткий, как было принято в нашем мире, но все же немного затрудняет дыхание.
Оставшись в сорочке, тут же ныряю под одеяло и, попросив задернуть шторы, прикрываю глаза, всем своим видом демонстрируя желание поскорее нырнуть в объятия Морфея. Лизхен еще немного потоптавшись, уходит, аккуратно прикрывая за собой двери. Я, для верности, жду еще минут двадцать, а затем тихо поднимаюсь и топаю к своему гардеробу.
Мне нужно подобрать наиболее скромный наряд, чтоб я не слишком выделялась среди толпы. Внимательно перебираю вешалки с платьями, тут же отодвигая в сторону шелковые, атласные и бархатные. Такого изобилия одежды в шкафу я не видела ни у одного из моих знакомых, хотя некоторые из них были очень даже при деньгах. Более того, я даже по пальцам могу перечесть магазины, которые могли бы посоперничать с моим гардеробом.
На секунду чувствую виноватый укол в сердце – он вон как обо мне заботится, денег не жалеет на женские безделушки и прихоти, хотя я ничего и не просила – но тут же отмахиваюсь. Это всего лишь вещи, а за вещи меня не купить. Они не заменят ни любящую семью, ни любимого мужчину, ни желанных детей от него, ни свободы. Не все продается… и я тому подтверждение.
Наконец в руки попадает довольно-таки скромное графитово-серое платье. Его не украшают ни вышивка, ни камни, лишь кипенно-белое кружево по вороту, манжетам и подолу, но такое тонкое, невесомое, как паутинка, и потрясающе прекрасное. Я даже колеблюсь вначале и откладываю наряд, в надежде подобрать что-то более подходящее, что не так жало. Но, к сожалению, вся остальная одежда пестрит разнообразием цветов, вышивки, камней и жемчуга. В таком мне на улице точно не стоит показываться.
Рука слегка дрожит, когда я подношу к кружеву ножницы, но приходится обуздать свои неуместные эмоции. Это всего лишь платье, и ничего больше. А я хочу домой, на кону моя жизнь, и не стоит об этом забывать. Острые лезвия легко подцепляют ниточки и сантиметр за сантиметром освобождают наряд от его потрясающего украшения, затем я легко, буквально в несколько стежков, закрепляю края, чтобы не торчали нитки.
Закончив, примеряю обновку на себя и остаюсь вполне довольной своим тусклым и неприметным видом. Кружево, чтобы его никто не заметил, прячу в карман платья, а сам наряд сворачиваю в небольшой рулончик и, наступая на полки этажерки для обуви, как на ступеньки лестницы, закидываю одежду на самый ее верх. Судя по пыли, туда испокон веков никто не заглядывал. Полдела сделано. Но несмотря на мои ухищрения и портняжные умения ткань-то все равно выглядит дорогой и с этим нужно что-то решать.
Тихо возвращаюсь в комнату и, спрятав ножницы и иголку с ниткой обратно в шкатулку для вышивки, принимаюсь осматриваться по сторонам. Взгляд невольно падает на передник и чепчик Лизхен, небрежно оставленные на тахте у окна. Такая неаккуратность, скорее всего, не очень уместна. И какая-нибудь другая фройляйн, не я, тут же сделала бы невнимательной служанке выговор. Хотя, возможно, что у другой фройляйн Лизхен и не оставляла бы свои вещи где не попадя. Но мне сейчас это как раз таки и радует. Белый чепец и фартук отлично помогут меня скрыть, они ничем не отличаются от других точно таких же служебных элементов одежды, и я на первый взгляд вполне сойду за служащую любого аристократического дома. А такие люди в толпе более чем невзрачны.
Быстро схватив находку, закидываю ее к своему платью на этажерку, и, увидев, что до часа побудки осталось буквально десять минут, быстро ложусь в кровать, укрываясь по самые уши одеялом.
Глава 37
Ровно через десять минут, секунда в секунду, дверь отворяется и в комнату тихо проскальзывает Лизхен. Она на цыпочках подходит к окну, раскрывает тяжелые парчовые шторы, впуская в комнату яркий солнечный свет, и лишь затем приближается ко мне и легонько трясет за плечо.
– Фройляйн! Фройляйн Цветана! Проснитесь!
Я медленно открываю глаза, потягиваюсь, переворачиваясь на спину, и недоуменно хлопаю ресницами.
– Уже пора? – невинно спрашиваю, стараясь придать голосу заспанную хриплость и сонливую тягучесть.
– Да, фройляйн. Пора, – кивает служанка. Она очень придирчиво осматривает меня, выискивая малейшие признаки притворства и неискренности, но мой вид остается все таким же безмятежным и слегка сонным.