Избранница волка

Если бы на ее месте была Лизхен, уверена, она и слушать бы меня не стала, а помчалась за Дитрихом. Но Бруна, наивное и милое дитя, и ей даже в голову не придет меня ослушаться.

Я и в самом  деле решаю попытаться уснуть. Мне перед побегом отдых явно не помешает, а проспать я совершенно не боюсь. Еще с детства я заметила у себя очень полезное умение, стоит мне перед тем, как нырнуть в объятия Морфея загадать время, в которое я хочу проснуться, и я безошибочно минута в минуту открываю глаза в отмеченный час, как бы крепко при этом не спала.

Но сон не идет, а воспоминания о словах Рейнхада крутятся, как скрипучая детская карусель на площадке. И так же нервируют. Горечь сменяется обидой и злостью. Я и сама не знаю, почему так реагирую на его слова обо мне. Может мне просто хочется, чтоб он испытывал ко мне хоть какие-то теплые и нежные чувства, а не просто терпел под боком, ибо другого варианта нет... Но после такого мне и смотреть на него неприятно. И гадко. И обидно. А хочется до зубовного скрежета, все равно хочется его хотя бы в последний раз увидеть. Неужели не придет в эту ночь, посчитав, что мои прогулки закончились?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Увлеченная своими размышлениями, незаметно для себя засыпаю. А когда открываю глаза, сначала не понимаю, отчего так душно и тяжело. Мое одеяло кажется просто неподьемным. Немного ворочаюсь, чтобы освободится от его тяжести, и ошеломленно понимаю, что причиной этого безобразия является никто иной, как герр канцлер собственной персоной. Мужчина преспокойно сопит мне в ухо, по-свойски закинув на меня не только свою тяжеленную мускулистую руку, но еще и ногу, при этом надежно припечатав ею мои бедра к постели.

Глава 39

Извиваюсь, словно уж, выползая из-под огромного горячего тела увесистого оборотня, молясь про себя, чтоб он не проснулся. Действовать приходится настолько медленно и осторожно, что за минут пять я успеваю лишь сдвинуть с себя его руку и отползти не больше чем на пять сантиметров. Да и то раз двадцать замираю, настороженно прислушиваясь, не сбилось ли дыхание моего бдительного стража. Но Рейнхард сопит по-прежнему ровно и умиротворенно – похоже, умаялся за день бедняга, гоняя нерадивых министров. В том, что его сон естественный, а не навеянный моими новообретенными способностями чувствую сразу. Но укрепить его милое подремывание тоже не мешает. Только сперва нужно выбраться. Кто бы мог подумать, что обычное вставание с кровати для меня превратится чуть ли не в покорение Эвереста... А время-то, между прочим, идет.

Немного полежав, отдохнув и собравшись с силами, возвращаюсь к своему занятию. Бедро поднять тяжелее всего, посему я просто понемногу отодвигаюсь к краю кровати. Но когда до цели уже рукой подать, оборотень тревожно всхрапывает, прицельно ощупывает постель возле себя, находит меня, замершую и едва дышащую, и вновь возвращает на место.

Хочется выть. Нет, не так. Хочется ВЫТЬ! А еще вопить, плакать, и в истерике дрыгать ногами. Но я, естественно, ничего подобного не делаю, лишь, тихо скрипнув зубами, считаю про себя до десяти, призывая спокойствие. Что ж, начнем сначала.

Вторая попытка начинается, как и предыдущая, с аккуратных стараний сдвинуть в сторону руку герра канцлера. Но на сей раз, его конечность еще не настолько расслабилась, на каждое мое движение Рейн реагирует крепким прижатием к груди. И если я продолжу в том же духе, что через минуту не смогу сделать и вдоха. Нужно менять тактику в корне.

Осторожно разворачиваюсь лицом к оборотню, пыхтя, как еж, и робко заглядываю ему в лицо – а вдруг моя возня его разбудила. Но он продолжает крепко спать, лишь слегка хмурится, когда я слишком уж сильно копошусь. Как же сделать его сон глубже?

Я даже не успеваю ничего подумать, как моя рука поднимается и накрывает ладонью прохладный лоб мужчины, а с губ  сами собой начинают срываться слова, складываясь в незамысловатый заговор.

– Матушка-ночка темная, прошу тебя, владычицу, о сне крепком, сне беспробудном, от вечерней зари и до утренней, – беру осторожно ладонь Рейнхарда и рисую на ней пальцем невидимый узор. – Пока этот замок сам собой не разомкнется, до тех пор твой бессон не проснется, – тихо шепчу и прижимаюсь губами к месту, где едва заметным в темноте плетением искрится нарисованный узор. – Бессон растворился, сон заговорился!  – заканчиваю, а затем дую на ладонь.

В воздух будто вздымается облачко сияющей пыльцы, которая оседает золотыми крупинками на лице и волосах герра канцлера, а спустя секунду становится невидимой.