Пока растерянно оглядываюсь, выискивая противника, меня обхватывают со спины и крепко прижимают к груди. Сдавленно пискнув, роняю снежный снаряд. И Рейнхард, убедившись, что ему больше ничего не грозит, тут же меня разворачивает лицом к себе. А затем я получаю горячий сладкий поцелуй.
От этого поцелуя все плавится внутри и ноги становятся ватными. И хочется прижаться к мужчине ещё теснее, раствориться в нем, стать с ним единым целым. С головы падает капюшон, и ветер тут же подхватывает связанные лентой волосы, забирается под ворот плаща. В груди начинает печь, будто маленький пожар разгорается в сердце, обжигая изнутри. С губ срывается приглушённые стон. Его пальцы зарываться в мои волосы, срывают ленту. Запрокидываю голову, чтобы глотнуть хоть каплю свежего воздуха, и его губы принимаются покрывать поцелуями мою оголенную шею. Внутри разливается сладостная истома, ноги уже перестают меня держать, и я хватаюсь за его плечи, чтобы не упасть.
Мы с трудом отрываемся друг от друга, когда громко хлопает, подхваченная ветром незакрытая дверь домика. Он тяжело дышит, я тоже чувствую, как бешено колотится мое бедное сердце.
– Думаю, нам лучше пойти в дом, – говорит немного растерянный канцлер.
– Да, думаю лучше, – покорно соглашаюсь и, немного помолчав, добавляю. – Вы… ты … иди, я за тобой. Мне… мне подумать нужно…
Рейн одаривает меня внимательным взором и нехотя выпускает из объятий.
– Я скоро… обещаю… – убедительно настаиваю. Оказаться сейчас в душном помещение. когда меня словно что-то сжигает изнутри, мне кажется глупостью. Лучше остынуть на зимнем воздухе.
– Я буду рядом, – заявляет мой жених и нехотя шагает к крыльцу.
Согласно киваю, шумно вдыхая через нос морозную прохладу. Жжение в груди не стихает, а наоборот становится все сильнее и сильнее, пока не охватывает все тело. В глазах появляется нестерпимая резь, словно кто-то насыпал песок. Зачерпываю в ладонь горсть снега и тру краснеющие щеки, чтоб хоть чуть-чуть охладить пылающую кожу.
– Вета, что с тобой? – хмурится Рейн, заподозрив неладное. А у меня подкашиваются ноги, и я с тихим стоном валюсь в приятный своим покалывающим ледяным холодом снег.
Глава 55
Сознание меркнет, словно на голову накинули плотный полотняный мешок, отрезав от всего мира. Я шатаюсь в этой темноте, словно крохотная песчинка в толще воды, и лишь изредка до меня доносятся обрывки фраз и успокаивающий знакомый голос.
– Пить, – тихо шепчу надтреснутым голосом.
К моим губам сразу же приникает прохладная гладкая кромка чашки, а в рот тонкой струйкой льется вода.
Глоток живительной влаги по чуть-чуть возвращает меня к жизни, но я не спешу отрываться от сосуда, делая еще несколько. И только затем осторожно поднимаю тяжелые веки.
– Потерпи, милая. Сейчас тебе помогут, – уверяет меня Рейнхард, а затем, взмахнув рукой, открывает портал.
Перед глазами все расплывается, и спустя секунду мы уже не в нашем маленьком уютном убежище, а посреди незнакомого холла.
– Дитрих! – крик Рейна разрывает тишину дома. И столько отчаянья сквозит в его голосе, что мое сердце на секунду болезненно сжимается. – Дитрих!
Мне хочется поднять безвольно обвисшую руку, провести по его жестким черным, как безлунная ночь, волосам, сказать, что все будет в порядке. Но единственное на что хватает сил, это лишь слегка сжать дрожащие пальцы на его плече.
– Дитрих! – снова разноситься холлом.
Шаркающие тихие шаги раздаются откуда-то сбоку, а затем голос доктора удивленно восклицает.
– Герр канцлер?
Недоумение, сквозящее в словах лекаря, сменяется неприкрытой тревогой.
– Дитрих, спаси ее! – прижимает меня к себе Рейнхард. – Пожалуйста...
– Что с ней? – тут же интересуется врач, начиная скрупулезно осматривать меня.
– Я не знаю. Она просто упала. Все было хорошо, – целует мои волосы Рейн, пока лекарь прижимает к моему лбу прохладную ладонь. А затем коротко приказывает следовать за ним.
В теплом помещении жар снова охватывает меня своими огненными объятиями, глаза застилает красная пелена, мешающая рассмотреть образы перед собой. Я лишь чувствую, что меня куда-то осторожно укладывают. И запах чистых накрахмаленных простыней пробирается сквозь туман сознания. Прохладный хлопок приятно касается обнаженных участков пылающей кожи, которых становиться все больше и больше.
– Нужно сбить жар, – ладонь врача прижимается к моему лбу и щекам. – Но боюсь, что препараты пока тут бессильны. Слишком быстро поднимается температура.
– И что ты предлагаешь? – деловито интересуется канцлер, аккуратно снимая с меня зимнюю одежду.
– Окунуть ее в ледяную ванну. Это единственный способ, – заверяет Дитрих и, к кому-то обернувшись, приказывает подготовить все необходимое. – Он даст нам немного времени, прежде чем начнут действовать лекарства.
– В ледяную? – в голосе Рейна сквозит недоверие.
– Да, герр Рейнхард, не забывайте, она человек, – веско произносит Дитрих. – Если температура поднимется выше сорока двух градусов, в ее организме начнут происходить необратимые изменения.