Я не нашлась, что на это ответить, и снова ощутила чувство вины из-за того, что Эльме приходится испытывать на себе то, что должна была испытывать я. Не сомневаюсь, что если бы Кирмунд знал о том, кто я на самом деле, то вряд ли стал любезничать. Воспринимал бы как средство осуществления мести, и не больше. От этой мысли стало почему-то горько и настроение окончательно испортилось.
Когда поздним вечером мы снова устроили привал, я решила, что больше ни за что не поддамся лживому обаянию короля. Даже около костра постаралась сесть от него подальше и окружить себя Эльмой и Ретольфом. Кирмунд выглядел этим не слишком довольным, но в открытую возражать не осмелился. Попытался снова втянуть меня в беседу, но в этот раз я ограничивалась односложными ответами. В конце концов, его это настолько достало, что он оборвал очередную фразу и спросил в лоб:
— С вами все в порядке, леди Эльма?
Я заметила, как при этом обращении непроизвольно дернулась подруга, но тут же опомнилась, сообразив, что речь обо мне.
— Да, мой король, — стараясь, чтобы не прозвучало явной издевкой, откликнулась я.
— Днем вы не были так молчаливы.
— Я просто немного устала. Дорога выдалась утомительной.
— А мне кажется, дело не в этом, — Кирмунд прищурился. — У вас вызвало недовольство происшествие с той побродяжкой?
— Возможно, — я вскинула голову и в упор посмотрела на него. Копившееся за целый день напряжение, наконец, вырвалось наружу. — И мне казалось, что вас, как правителя этой земли, все же должно заботить, в каком плачевном состоянии находится народ.
— Леди Эльма… — предупреждающе протянул лорд Маранас, но Кирмунд раздраженно махнул рукой.
— Все в порядке. Я сам дал ей право высказаться… — Потом переключил все внимание на меня. — Прежде чем навешивать на меня ярлык никчемного правителя, стоит посмотреть на ситуацию и с другой стороны, моя драгоценная леди. Народ этой земли все еще не желает признавать меня своим королем, вынуждая идти на крайние меры. В ином случае экономика этой части моих земель давно уже восстановилась бы, как это произошло в исконных землях Золотых драконов. Но кучка идиотов, мнящих себя поборниками правого дела, предпочитает сеять смуту и разрушать то, что удается воссоздать по крупицам. Так почему бы не винить в бедах людей, о которых вы столь печетесь, повстанцев? Тех, кто придумал сказочку о последнем Серебряном драконе, якобы борющемся за восстановление прежнего величия страны. И благодаря этой сказочке удачно пудрит мозги недалеким людям.
— Повстанцам не пришлось бы этого делать, если бы вы изначально не настроили против себя людей, истребляя без разбору всех на своем пути, — я уже не могла сдерживаться и выбирать слова. Неприязнь к этому человеку, уничтожившему все, что я любила, буквально захлестывала. — Как, по-вашему, должны воспринимать того, кто истребил избранников бога этой земли? Не пощадил даже женщин и детей.
— Это война, леди Эльма, — встрял в разговор Ретольф, пытаясь остудить накалившуюся атмосферу. — На ней чего только не происходит.
— Мне жаль, что ярость тогда настолько завладела мною, что я решился на такие меры, — неожиданно глухим голосом сказал Кирмунд вместо того, чтобы рассердиться и поставить меня на место.
Мы все были настолько ошеломлены его словами, что замерли в полном оцепенении. Кирмунд же, переведя взгляд на Эльму, как-то устало сказал:
— Все, чего я хочу сейчас, это попытаться исправить то, что еще можно исправить. Вернуть покой этой стране, дать ей возможность снова процветать в составе моего королевства. И какими бы ни были мотивы повстанцев, которые сеют здесь смуту, они оказывают плохую услугу местным жителям. Та женщина, что мы встретили сегодня, лучшее тому подтверждение. — Он снова посмотрел на меня и поднялся. — Не стану больше испытывать ваше терпение, милые дамы. Дорога и правда была утомительной. Нам всем не мешало бы отдохнуть.
С этими словами он двинулся к своей палатке, провожаемый нашими ошеломленными взглядами.
— Что-то в его доводах все же есть, — тихо сказала Эльма. — По большому счету для простых людей не имеет такого уж значения, кто находится при власти. Лишь бы с их домами и семьями все было хорошо.
— Как ты можешь такое говорить? — возмутилась я, хотя не могла не признать, что и у меня возникли схожие мысли. Да и в то, что Кирмунд настолько изменился, что и правда сожалел о том, что сделал, я нисколько не верила. Пытается заслужить мое расположение, вот и все. Грош цена всем его громким словам.
— А вы что думаете, лорд Маранас? — робко обратилась к мужчине Эльма. Ее щеки вспыхнули, словно она сама испугалась собственной смелости.
— Есть вещи, которые важнее сытости и благополучия, — черные глаза Ретольфа сверкнули мрачным огнем. — А порой важнее и собственной жизни. Иначе чем мы тогда стали бы отличаться от зверей, заботящихся лишь о самосохранении и получения потомства?