Избранницы Рахмана

И одинокая слеза скатилась по персиковой щечке.

Макама пятая

После наполненных мерным покачиванием и неторопливыми размышлениями дней пути показалась наконец и цель путешествия – столица страны Аль-Андалус, Кордова. В первые дни Рахман ходил, задрав голову – любовался и не мог насмотреться на необыкновенно высокие дома и храмы. Потом восторг утих, но только для того, чтобы вспыхнуть с новой силой в тот миг, когда юноша вошел под своды библиотеки.

Ибо как ни было богато хранилище знаний в дворцовой библиотеке, но с этой сокровищницей не могло сравниться.

– О Аллах милосердный и всемилостивый! Как же счастлив тот, кто может здесь наслаждаться бесконечными страницами, полными знаний…

Ответом на это восторженное восклицание стал тихий женский смех.

– Ты удивителен, иноземец…

– Почему ты называешь меня иноземцем, женщина?

– Потому что лишь иноземцы не знают, что библиотека великой Кордовы открыта для всех. Да, многие здесь счастливы – ибо они и в самом деле омывают свой разум в океанах знаний, что наполняют это замечательное место. Пытливому разуму здесь всегда найдется отрада, а ленивый увидит лишь полки с пыльными фолиантами.

Рахману непривычна была свобода, которой пользовались женщины страны Аль-Андалус. Ибо он не привык видеть открытые лица, искусно подчеркнутые фигуры, смелые и дразнящие улыбки. Но царевич быстро усвоил, что здесь живут совсем иные обычаи, а потому вскоре научился смирять свое негодование при виде изящно открытых манящих плеч и жемчужно-блестящих улыбок. Знойное лето заставило юношу расстаться с бархатными кафтанами и, по примеру других молодых мужчин, носить лишь тонкие шелковые рубахи. Но заставить себя сменить просторные шаровары на более узкое ромейское или греческое платье царевич не мог.

Украшение столицы, университет, гостеприимно распахнул двери перед сыном царского рода. Профессора, скупо улыбаясь, учинили юноше столь строгий экзамен, что он и через неделю после этой экзекуции с содроганием вспоминал град вопросов, который обрушили на него седовласые старцы и их молодые коллеги. К своему удивлению, Рахман тяжкий экзамен выдержал блестяще и теперь смело называл себя студиозусом, причем не одного, а сразу двух факультетов. Ибо только знаний магических юноше показалось мало, и он решил пополнить свое образование знаниями о мире, знаниями о том, что движет людьми, знаниями философскими.

Дни текли за днями, собираясь в месяцы. Лето сменила осень, за осенью пришла зима. Вернее то, что изнеженные жители теплой страны Аль-Андалус называли зимой. Рахман обзавелся приятелями среди однокашников, но друзей у него пока еще не было.

– О Аллах, – как-то сказал он своему слуге, пожилому северянину, которого называл Вахидом. – Мои друзья сейчас книги и свитки, мои лучшие помощники каламы и перья, а мои возлюбленные…

И тут Рахман замолчал. Ибо сильна еще была боль расставания с искусной Джамилей, нежной и страстной наложницей отцовского гарема. Да и ту насмешливую жительницу Кордовы, что некогда безошибочно угадала в нем иноземца, царевич забыть не мог. Ее низкий волнующий голос, тонкий стан, веселые глаза…

– И кто же, о Рахман, твои возлюбленные? – меж тем продолжил разговор Вахид.

– …мои возлюбленные – пергаменты, что ждут меня в библиотеке.

– О Всевышний! Да в твоих комнатах и так тесно от книг, пергаментов, свитков…

– Не бойся, ворчун, я не буду носить их домой… Да этого никто мне и не позволит. Двери библиотеки открыты лишь для читателей, но не для книг. Они пленники своего дворца знаний.

– И слава Аллаху! Значит, где-то царит порядок… Пусть и не у нас дома.

Рахман рассмеялся. Он уже решил, что этот ветреный зимний день он проведет во дворце знаний. И быть может, вновь встретит ту чаровницу, которая так непохожа была на изнеженную красавицу Джамилю, но в чем-то казалась ее родной сестрой.

– Собирайся, Вахид. Библиотека, хранилище знаний, ждет нас.

– О нет, мой царевич. В эту стужу я и носа на улицу не высуну. Отправляйся туда сам. А к вечеру, когда твои прекрасные глаза покраснеют от часов усердного чтения, я приготовлю тебе целительные примочки.

– Ты заботлив, как моя добрая нянюшка.

– Но кто-то же должен ухаживать за будущим мудрецом и советником… Хотя я бы с бóльшим удовольствием помог тебе упражняться в бое на мечах…

– Обещаю тебе, мой мудрый советник, что в первый же погожий день мы выберемся за город, чтобы предаться достойнейшему искусству фехтования – занятию, необходимому для каждого мужчины!

И с этими словами Рахман завернулся в меховой плащ. Ветер захлопнул дверь, и юноша почувствовал себя свободным, как птица.

И вновь ему вспомнился тот день, когда увидел он мир в буйстве красок, цветов и оттенков, мир осязаемый, благоухающий, живой. Мир, каким показал его царевичу факир.

– О Аллах, – в который уже раз Рахман укорил себя, – ведь я тогда так и не узнал его имени. И теперь уже, наверное, не узнаю никогда.