Читаем Избранное полностью

Руперт. Здравая политика не позволяет оскорблять умирающего. А притом не припомнишь ли, — ибо, как видно, ты имеешь острую память, — говорил ли отец твой: любезная дочь! живи у дяди даром; ешь и пей даром; учись бренчать, прыгать, горланить — все даром, Розинушка, все даром! а?

Он это говорил тебе? притом, я думаю, ты сама знаешь, чего ныне стоят проклятые певуны и скоморохи! а щегольство-то что? Силы небесные! сколько денег потрачено на ленты, снурки, шляпки, башмачки и прочие необходимые вздоры. Коротко сказать, душа моя, я, предложив тебе свою руку по родству, хотел тебя осчастливить.

Розина. Спасибо, дядюшка, за такую родственную любовь! прекрасный счет! — нет, милостивый государь! я уже не дитя и различать правду от нелепицы сколько-нибудь умею. Возможно ли, чтобы я прожила в пять лет столько денег! С вас довольно и одних процентов. Ведь здесь город, а не пустыня, и есть люди, кои судят о делах по законам.

Руперт. Ба, ба! ты, кажется, начинаешь грозить! посмотрим, поглядим!

Берта (горничная девка быстро входит). Поздравляю вас, господин Руперт, я принесла вам добрые вести. Посмотрю, чем-то вы меня подарите!

Руперт. Все дарить, да дарить! это самое глупое обыкновение! — Какие ж вести?

Берта. У нас в передней стоит молодой, статный, пригожий господин и называет себя Милоном.

Руперт (вскакивает). Слышишь, Розина! сей час убирайся в свою спальню; — а чего этот господин от меня хочет? В эту пору добрые люди, поевши порядком, курят табак и отдыхают. Пусть придет в другое время.

Берта. Очень хорошо. Только он верно больше не придет.

Руперт. А почему?

Берта. Потому, что кто покупает брильянтовых вещей на знатную сумму и на наличные деньги, тот везде найдет ювелиров.

Руперт. Что? на знатную сумму? на наличные деньги?

Скорей проси сюда, скорей! (Берта уходит.) А ты, Розина, вон, сейчас!

Розина. Это весьма неучтиво, дядюшка! что может незнакомый господин мне сделать? Это значит ревновать прежде времени.

Руперт. Не ревновать, а знать политику, как поступать с женщинами. Поди, поди!

Розина. Да вот и господин! (Милан с Бертою входят.)

Руперт. Этакая упрямая! постой! — Прошу покорно сюда, милостивый государь! садитесь на софу, да поговорим о нашем деле. (Тихо.) Розина! (Мигает, чтоб ушла.)

Розина (громко). Что вам угодно?

Милан. Мы, сударь, дело наше кончим в два мига. Мне сказали, что вы искуснейший ювелир во всем городе.

Руперт, По крайней мере не слыхал, чтоб был кто меня искуснее.

Милан. Вы также отлично занимаетесь политикою.

Руперт. Кто вам об этом сказывал?

Милан. На что сказываться имею особенный дар от неба, что могу узнать политика за полверсты — не говоря с ним ни слова.

Руперт. Мудрено! Однако что наше дело?

Милан. А эта прелестная девица не дочь ли ваша?

Руперт (сухо). Нет, сударь.

Милан. Так супруга?

Руперт (с досадою). Нет еще.

Милан. Э! постойте! вы не знаете, что я не только великий политик, но не меньше того и хиромантик. Позвольте, красавица, вашу ручку!

Розина. Извольте! (Милан, взяв ее за руку, искусно вручает письмо.)

Руперт (сердито). Что это? Разве так ныне хиромантики узнают правду? Не трудитесь, сударь! это Розина, моя племянница, которой я теперь опекун, а вскоре буду кое-что и более.

Милан. Постойте, сударь, я сей час отгадаю! вы хотите быть ей супругом! так! моя политика не лжива. Она точно такова, как знаки показывают. Это сей час можно было отгадать. Когда она на вас взглянет, то так любезно улыбнется, тако мило, что я…

Розина. Вы, сударь, умеете льстить приятно.

Руперт (запальчиво). Замолчи, беспутная, и сей час вон; а вас, милостивый государь, прошу покорно начать о деле; если же оно так обширно, как видно из предисловия, то мы не приведем его в действие и в десять лет. (Тихо, Разине.) Если ты сей час не уйдешь, то я вытолкаю в шею.

Розина. Слышу, дядюшка! Берта! поди, да поскорее приготовь кофе и две трубки с табаком.

Руперт. Розина!

Розина. Сию минуту, сударь!

Милан (к Руперту взбешенному). Стойте, стойте! я помощию политики сейчас узнаю ваше желание. Вам хочется, чтобы милая племянница и будущая супруга сама присмотрела, как будут готовить кофе. Итак, сударыня, я на несколько минут лишусь счастия вас видеть.

Розина. Пойдем, Берта! (Уходят.)

Руперт (тяжко вздохнув). Я и сам не знаю, что здесь делается! (К Милану.) Ну, сударь, не лучший ли я против вас политик, что выслал племянницу с девкой. Они только мешали приступить к делу. Теперь с помощью божиею начнемте.

Милан. Прошу присесть, и я все скажу вам в коротких словах. — Весьма недалеко отсюда живущий…

(Розина входит; за нею Берта с подносом.)

Руперт. Опять их несет нелегкая! что из этого будет?

Милан. Оставьте их, пожалуйте! у меня нет никаких тайн. Пускай и прелестная племянница ваша вместе с нами кушает кофе. Это продолжению нашей повести не помешает.

Руперт. Продолжению повести? Так это и до завтра не кончится?

Милан. Самая коротенькая повесть!

Руперт (нетерпелива). Весьма недалеко отсюда живущий…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза