Избранное

В последние три вечера февраля, как велел обычай, ребята выходили на улицу звать весну — звенели колокольчиками, которые подвешивают на шею скотине. Детям тоже надоел снег, долгие зимние вечера, сидение взаперти; как птицы и козлята, ждут они теперь не дождутся длинных дней, высокого солнца и зелени на лугах. Глядя на кучу золы под очагом и на поленницу, в которой почти не осталось дров, старики приговаривали:

— Вот и зима прошла.

После заката они выходили на улицу посмотреть, как горят костры на Мооре и Спилекке; огнем на вершинах дожигали зиму и указывали перелетным птицам направление на Север. Стариков радовала песенка ребятишек, носившихся босиком по лужайкам, где местами еще белел снег, и по дорожкам от одного дома к другому:

Звени–звени, март,
гони снега,
расти, трава —
на сеновале пусто.
Запоет кукушка —
лес цветет,
кто живет долго —
стариком помрет!

Когда над прогретыми склонами запели жаворонки, Тёнле снова ушел из своего дома за границу. Только не удалось ему, как он рассчитывал, устроиться торговать гравюрами на территории Габсбургской империи: друг его из Вальсуганы этой зимой не вернулся на родину, и кто знает, где он теперь — в Кракове или в Киеве? Тёнле, не будучи подданным Франца — Иосифа, не имел права работать бродячим торговцем, хотя он и предъявлял императорско–королевскому комиссару города справку об увольнении из рядов ландвера. И паспорта у него не было, и непросроченного вербовочного удостоверения; шлепнули ему в старую трудовую книжку печать и отправили с богом.

Сначала Тёнле очищал бревна от коры на лесоповале в Каринтии, потом нанялся в Штирии батраком; так и миновала ранняя весна — время самое трудное. Скопив деньжат, он через Бургенланд добрался до Венгрии, где наконец нашлась работа до декабря по договору у одного коннозаводчика, поставлявшего лошадей для армии.

Равнина в этой стране была без конца–края, границы пастбищ обозначались здесь не иначе как рекой или каналом; в центре усадьбы находился поселок с чахлыми деревцами, огромными конюшнями, поилками и огородами, где росла тыква и капуста. Он и еще несколько рабочих должны были пасти коней, косить–сушить сено, чистить конюшни, помогать на кузнице и фуражных складах. В конце сентября в поселок приехала императорско–королевская комиссия по ремонтным лошадям и инспектор кавалерии.

Лошадей заперли в огромном загоне, с понедельника до субботы шла выбраковка; сперва случные кони и матки, затем кони и кобылы под объездку, далее жеребята на вырост и, наконец, дефектные и больные на ликвидацию. У ветеринарного врача комиссии было еще поручение подыскать одному кавалерийскому полковнику иноходца: за эти месяцы Тёнле поднаторел в своем деле и показал ему великолепного гнедого жеребца. Тёнле получил щедрые чаевые; на эти деньги он в тот же вечер, в субботу, устроил веселый праздник. В венгерских селениях по случаю окончания работы или смены времени года всегда сыщется цыганский оркестрик — сыграть чардаш.

Что ни говори, а сезон прошел для Тёнле удачно, не то чтобы он хорошо заработал — заплатили–то ему как раз маловато, — а просто работа пришлась по душе, да и жил весело — праздники, танцы по субботам, доброе пиво в хорошей компании.

По пути домой Тёнле остановился в Австрии у крестьян, к которым прежде нанимался сажать картофель. Увидев, какой обильный урожай они собрали — все клубни как на подбор, — Тёнле попросил дать ему килограммов десять на семена. Картофелины были с темной глянцевитой кожурой чуть фиолетового отлива, внутри — белые и тугие; крестьяне объяснили, что картофель этот, быть может, и не рассыпчатый, зато хорошо сохраняется и не боится морозов, в общем, по весне не прорастает и не гниет до нового урожая.

Накануне рождества Тёнле принес домой совсем мало серебряных гульденов, зато картофель потом еще много десятков лет давал хороший урожай и прижился в наших горах.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Время шло, через год Тёнле оказался в Праге: он вспомнил, что земляк, сын его родственницы Катины Пюне, Андреа Раконат, стал чиновником при дворе Марии — Анны-Каролины, жены Фердинанда Австрийского, бывшего короля Ломбардии — Венето. Императрица произвела Андреа Раконата в главные интенданты императорских погребов. В городе Тёнле спросил у жандарма, как к нему пройти; поскольку Андреа был женат на старшей дочери городского головы Саботки, отыскать дом, где они жили, было нетрудно.