Альба научилась охотиться и на птиц. Что до перепелок и бекасов — не было легавой, которая могла бы с ней сравниться. Время от времени стаи перепелок залетали в картофельные поля неподалеку от дома братьев, и легавые никак не могли поднять их. Братья посмотрели, посмотрели, а потом отвели туда Альбу. Гав! Гав! Гав! Три круга по полю, и вот уже перепелки взмыли в воздух. В октябре на влажных опушках леса над домом Альба мгновенно поднимала бекасов: стоило подать ей знак, и она была уже на месте. Альба умела охотиться даже на глухарей. Взяв след, она несколько раз тихонько тявкала, скорее для предупреждения, а потом, не подавая голоса, с высоко поднятой головой бежала прямо к дереву, где притаился глухарь, и, залаяв на сей раз громко, поднимала его.
Один охотник, который даже в то время был при деньгах, предложил за Альбу девяносто тысяч лир. Это была цена хорошей коровы, но, хотя лишних денег в доме не водилось, старик отец и тот отказался. Альбе не было цены — вот так–то!
В один прекрасный день сняли запрет на охоту в зоне, отведенной под популяцию, где много лет подряд был заповедник. В тех лесах косули бегали стадами — просто рай земной. Охотники собрались со всей округи, приехали даже издалека. Лай собак, которых хозяева держали на поводках, долетал аж до деревни — еще не рассвело, а на вершине холма, в самом центре заповедника, собралось собак тридцать, а может, и того больше. Их спустили, и началось светопреставление: они лаяли, рычали, визжали, метались по лесу, гоняясь за косулями, а те кружили, петляли, запутывали следы, смешивали запахи. Но вдруг послышался знакомый гон: Альба и Франко решительно пустились по верному следу. И братья, которые стояли в засаде, возликовали: «Знай наших!»
На лесной тропинке показались четыре косули: старый самец, самка и два детеныша — у них только–только наметились рога, — следом Альба с Франко и уже за ними, поотстав, остальные собаки. Посреди долины, там, где тропинка выходит на лужайку, что у самой дороги, стоял в засаде старый охотник Тони Мусс, а рядом, за елью, старший лесничий наблюдал за охотой.
Мусс выстрелил с тридцати шагов в старого самца, и тот, заблеяв, припал на колено. Остальные косули пробежали дальше. Мусс закинул ружье за плечо, закурил тосканскую сигару и направился к своей добыче. Старший лесничий тоже вышел из–за дерева, и тут подскочили Альба с Франко.
— Чьи это собаки? — спросил лесничий у Тони Мусса.
— Пьеро Послена, — ответил тот хрипло и отрешенно, не удостоив лесничего даже взглядом. — Это самые замечательные собаки на свете.
Подошли и другие охотники.
Со временем Франко превратился в очень сильного пса и в заправского ворюгу. На десять километров нельзя было дверь открытой оставить. Однажды видели, как он мчался по лугу, держа в зубах огромный кусок масла, а за ним — орущий хозяин. Франко выскочил на опушку леса, и старик, который пас там коров, видел собственными глазами, как Франко спрятал масло в кустарнике и удалился как ни в чем не бывало. Как–то весной в воскресенье Пьеро шел по деревне и услышал перепалку двух соседок.
— Держи своих кур в своем дворе и корми их, а не то сверни им всем шеи, а я не позволю им кормиться за мой счет.
— Да твои только и делают, что бегают ко мне во двор. Ты просто воровка.
— Это я‑то воровке? А не ты ли крадешь у меня яйца?
— Ах так? Ну погоди, я твоим курам отравы подсыплю, чтоб они все передохли!
И они продолжали в том же духе, потрясая кулаками через забор и с каждой минутой распаляясь все больше и больше. Пьеро, который с улицы наблюдал за ними, не знал, смеяться ему или поскорее ноги уносить: ведь Франко не раз являлся домой, держа в зубах миски с куриным кормом, а иногда и яйца — с ними он обращался очень осторожно и доставлял всегда в целости и сохранности.
— Эй, женщины, — крикнул Пьеро, — успокойтесь, я точно знаю, что тут всему виною один пес. Так что лучше держите на запоре ваши калитки.
И поспешно удалился.
А мясник видел однажды, как связка его сосисок вылетела в дверь. Зимой лыжники обычно делают привал неподалеку от дома братьев и прямо на снегу развязывают свои рюкзаки. Франко подкрадывался к ним осторожно, как лисица. Едва они успевали достать свои завтраки, как он уже пускался наутек, держа в зубах здоровенный бутерброд. Дьявол, а не собака.
Но какое все это имело значение, если на охоте никакая гончая не могла с ним сравниться?
Однажды осенью младшие братья уехали на сбор лыжников, и только один Пьеро остался дома. Он охотился два раза в неделю часа по три — по четыре, и вот как–то утром в нескольких километрах от дома собаки подняли огромного, с козленка, зайца. Пьеро впопыхах выстрелил только раз, собаки прямо висели на зайце. Они преследовали его ожесточенно, не щадя сил, тем более что Франко успел тяпнуть его за хвост. Заяц был старый, матерый, хитрый, он не держался тропинки, а брал напрямик, через лес и луг, не разбирая дороги. Собаки стремглав неслись по его следу.