Ушел один в сад. И нет. Я пошел его искать. Стоит между вишнями.
— Ты что, сынок?
— Да вот, папа… пришел сказать спасибо вишенке. Она ведь ягоды мне дарила. И огородику спасибо — он мне, и бабушке Груне, и дедушке Пете огурчики давал…
Часа через полтора. Стоит на террасе и смотрит на улицу. Перед двором пасется соседская коза. Он был дружен с ней, выносил ей хлеба, яблок.
Отдергивает занавеску.
— До свиданья, козочка. Кто же тебя будет угощать?
Я почувствовал, как не хочется и мне покидать родной дом.
Присели на прощание. Стал очень серьезен. Поцеловал бабушку и дедушку. Те крепятся, а у самих глаза повлажнели.
— Не плачьте. Я еще приеду! — успокаивал их Максим. — Я еще приеду.
Живем в Москве. С месяц как вернулись.
Иногда садится на стул, нагибается, локти на колени, голову чуть набок, сцепляет пальцы, а большими вертит.
— Кто это так делает?
— Дедушка Петя, — отвечает Максим и добро улыбается.
Играем по вечерам. Он увлечен машинами.
— Садись ко мне, папа. Поедем.
— Куда?
— Поедем в Россошь!
И мы «едем». И он комментирует поездку. Вот мы уже на станции. Вот уже подъезжаем к элеватору. У элеватора заходим в магазин. Берем ситро бабушке и сигареты дедушке. Поворачиваем возле Бондаря на Кооперативную улицу. А вот уже и дед Петя нас встречает! Ура-а!
Разговариваем о том, как жил Максим летом в Россоши. Оказалось, там он познакомился с героями, которых знал по книжкам: козликом, лошадьми, собачкой, кошкой, курами, гусями, поросятами, утками…
— Да, я видел всех-всех, кого раньше читал… Вот!
Год пятый
Приношу ему книжку-раскладушку. Недоволен:
— Это же книжка для маленьких! Папа!..
Ах как хочется скорее быть большим! А ведь будет время, когда, наоборот, захочется быть маленьким.
Рассматривает в «Правде» карикатуру. Она посвящена заходу американского шестого флота в Грецию.
— Кто этот дядя? — показывает Максим на грека.
— Это хозяин Греции. Есть такая страна.
— А это? — показывает на американца.
— Это дядя Сэм.
— А кто он?
— Пират, разбойник. Видишь, как расположились его корабли (на рисунке они лежат в кроватях, даже руки у них есть, что приводит Максима в недоумение: разве есть корабли с руками?). Вот дядя Сэм и будет Грецию грабить.
— Тогда, папа, почему же дядя грек пускает к себе пирата Сэма? Что же он делает? — говорит Максим сокрушенно.
Приходит мама. Он и ей показывает карикатуру и снова говорит:
— Зачем же грек пускает к себе грабителя?
После паузы:
— И дядя Сэм — тоже мне!! Зачем же он грабит?..
Зачем? Зачем?.. Вопросы-то воистину детские!
Прочитал ему сказку «Крошечка-Хаврошечка». Понравилась.
Потом лег он спать. Проснулся часа через два. Взял книжку, полистал и позвал меня:
— Ты видишь, папа, какой красивый царевич?.. И правильно он сделал, что женился на Крошечке-Хаврошечке, а не на этих…
Не сразу подобрал слова — на каких же «этих».
Отыскал картинку, на которой изображены дочери.
— Ты только посмотри, папа, какие они дурочки гадкие! — И удивленно: — Знаешь, я ни-ког-да не видел, чтоб у кого-нибудь был глаз на лбу! Какая же она уродина!..
Все утро строит из кубиков шлюзы и корабли и напевает:
Дней за пять до этого. Тоже у столика. Поет долго-долго:
Голос громче. Зловеще:
И почти крик:
И снова:
— Что это ты напеваешь? — спрашиваю.
— Это я сочинил пиратскую песню.
Утром говорит мне: «Я тебя больше всех люблю».
Потом приезжает бабушка Наташа. Я собираюсь на работу. И слышу:
— Пусть папа уезжает. Мне с ним скучно. Я с тобой буду…
Что это? Не басня ли о зеленом винограде?.. Я ведь все равно должен его, сына, оставить, как бы он ни хотел быть со мною.
Болен. Целый день проводит с бабушкой Груней.
Прихожу вечером. Едва открываю двери квартиры — слетает с постели.
— Как ты долго не приходил!.. Не уходи теперь!..
К ночи у него поднимается температура. Болит ухо. Он плачет.
Склоняюсь над ним. Кладу руку на голову. Снимает ее, целует. Стонет. Руку не отпускает.
Постепенно успокаивается и засыпает.
Лежит вечером с мамой на диване и говорит:
— Мама, знаешь, папа меня обижает.
Не вхожу, не уличаю во лжи, чтобы не мешать спать. Но утром спрашиваю:
— Ты что же наговорил на меня вчера? Будто я тебя обижаю?
Покраснел. Подошел. Прижался к коленям.
— Прости меня. Я не знаю, как это у меня вышло.
— Папа, мы давно с тобой не пели.
Беру аккордеон. Он — дирижерскую палочку, обыкновенный карандаш. Ждет, пока я надену ремни.
— Давай, папа, про кочегара… Почему он на палубу вышел?
Приходится пение на две минуты «отодвинуть».