— Теперь я знаю, кто такие Деды Морозы. Знаю. Это просто папы мальчишек и девчонок!
Кладет передо мною тетрадь. Читаю на первой странице: «М. Ш. Рассказы из моей жизни». На следующей странице со спуска — нечто вроде вступления: «Я решил написать рассказы из моей жизни. В каждом рассказе будет то, что со мной случалось…»
— Я рад. Пиши, — сказал я.
— Обязательно напишу. Мне это очень интересно.
Рядом с нашим домом музыкальная школа. Когда мы проходим мимо, я подвожу его к какому-нибудь окну, чтобы Максим послушал, а то и посмотрел, как маленькие ребята играют на скрипках, на фортепиано, баянах.
— Ты хочешь учиться музыке? — как-то спросил его.
— Очень хочу. Только я, наверно, не смогу научиться.
— Отчего же? Научиться можно. Главное, чтоб слух был, — сказал я.
— Слух-то у меня есть. Ты же видишь? И показал на уши.
Читаем газету. Описываются страдания узников в Испании.
— А знаешь, папа, в стране, где я премьер, узников нет. Там вообще людей не наказывают. Их просто не за что наказывать.
— Что же это за страна?
— Мальтиния.
— Гм… А где она расположена?
— Да в самом океане… А точнее координаты — долготу там и широту — я не могу тебе сказать.
— Почему же?
— Прости, папа. Даже объяснить не могу. Я же все-таки премьер.
— Когда же тебя избрали премьером?
— Двести лет назад.
— А сколько же тебе сейчас лет?
— О, много! Я уже живу десять веков.
И стал рассказывать о своих путешествиях. Причем так, будто вчера лишь вернулся домой. Оказывается, он был там премьером, сенатором, вождем племени — кем угодно!..
— Генералы мне дают бессмысленные советы, папа. Вот в чем трудность моего управления.
Думаем, в какую школу поступать учиться. В английскую? Французскую? Или немецкую?
Побывали в английской. Далеко водить его туда. Кто будет водить?
Как быть? Решаю — отдать в обычную. Можно и в обычной школе прилично изучить язык. Главное, как к этому относиться.
Максим, видимо, понял мои заботы.
— Папа, ты мне говорил, что Маркс сам изучил несколько языков. И я попробую сам изучить.
Шли мимо детской изостудии — возле нашего дома. Максим обратил внимание на расписание занятий, написанное красками, и спросил, что это такое. Я объяснил.
— Приведи меня сюда, папа.
Рисует Максим давно и много. Фантазирует безудержно. Но хочется, чтобы он рисовал и с натуры. Ищу, чем бы его заинтересовать «натурным». Рисовал он банки, книги, стол. Однажды я попросил его набросать вид из окна четырнадцатого этажа. Получилось довольно любопытно — перспектива, соразмерность предметов.
— Хорошо, поведу, — пообещал я.
И он стал ходить в изостудию. Увлекся и не пропускал занятий. Как-то и я заглянул туда. Небольшие комнаты заставлены подрамниками, бюстами, кувшинами, вазами… Сосредоточенные мальчишки и девчонки у мольбертов. И славный преподаватель — молодой парень, понимающий душу ребячью.
Однажды вечером я спросил у Максима, нравится ли ему в студии.
— Да, папа. Знаешь, ребята там… не как на улице…
Пришло лето. Отправил я Максима с матерью в Коктебель.
Как-то вечером раздался телефонный звонок. В трубке незнакомый мужской голос:
— Придите за Почетной грамотой.
Я в недоумении. Меня никто не награждал. На другом конце провода почувствовали мое замешательство.
— Максим — ваш сын? Так вот он награжден грамотой Дома пионеров.
Пошел в Дом пионеров — он неподалеку. Вручили мне небольшую голубую папку с профилем Ильича. Раскрыл. «Тушинский Дом пионеров награждает Шевченко Максима за успехи в композиции…»
Пришел домой. И вдруг до щемящей боли ощутил, что ведь он от меня так далеко сейчас.
Снова и снова читал грамоту. И сам себя чувствовал награжденным.
Близился сентябрь. Ребята собирались в школу. К первому сентября Максиму до семи лет не хватает трех месяцев.
Но все-таки мы пошли с ним в ближайшую к нам школу.
Директор-женщина стала «экзаменовать» его. На ее вопросы отвечал не спеша и точно.
— Все же не надо его отдавать сейчас. Устают они, такие малыши… — сказала директриса. — Пусть еще поиграет в солдатики.
Как тут возражать, хотя я-то, учитель в прошлом, знаю, что он вполне подготовлен к школе. Вышли на улицу. Идем молча.
— Ну и ладно, — после молчания сказал Максим, — ну и буду играть…
Обиделся. И мне обидно за него.
Максим поступает в музыкальную школу. Купил ему пианино.
На экзамены родителей не пускают. Он ушел в аудиторию, а я хожу по вестибюлю. Естественно, волнуюсь. Первый в его жизни экзамен, а стало быть, и мой. А потом то, что у меня оказалось несбывшейся мечтой, у него сбывается. Мне радостно. Вижу его человеком, понимающим и чувствующим музыку, а значит, понимающим и чувствующим многое-многое в жизни…
Выходит из аудитории в коридор. Следом выбегает молодая женщина, останавливает его, склоняется над ним, закрыв его от меня.
Наконец мы одни в вестибюле.
— Приняли? — спрашиваю.
— Кажется, да. Только не на фортепиано.
— А куда же?