Избранное

Возникла опасность, что в эту минуту Александру и Зине придется на время прервать разговор. Опасность возникла в лице мужчины в соломенной шляпе, который остановился возле их скамьи. Он уже провел было рукой по тому месту, куда собирался присесть. То ли он увидел на ладони пыль, то ли лучи солнца стали проникать сюда, но мужчина передумал и отправился на поиски другой скамьи. Угроза длилась менее минуты и не могла стать причиной того, что Зина надолго впала потом в раздумье, прежде чем наконец принялась рассказывать дальше:

— Прошло месяца два или три, и однажды он говорит мне, чтобы я поменяла в паспорте национальность, записалась еврейкой. Но для чего это ему нужно, не сказал. Наверное, если бы я захотела, то могла бы этого добиться. Моя мама, хотя ее мать была русской, везде писалась по отцу. Даже сохранила отцовскую фамилию: Сойфер.

Не было дня, когда бы не заводил он о том разговор и не приставал ко мне, чтобы я поменяла паспорт. Кончилось тем, что открыл мне тайну: некий человек, недавно вернувшийся откуда-то с той стороны, привез ему привет от отца. Тот не погиб. Он жив, его отец, попал к немцам в плен, а после войны остался там. Со временем сделался богатым фабрикантом. Костя — его единственный наследник, потому что от той женщины, на которой отец женился, детей у него нет. Вот и зовет он теперь к себе Костю. При этом Костя признался, что выдумал, будто он еврей. Для того чтобы выехать, необязательно быть евреем обоим супругам. Достаточно, если один из них еврей.

«Вот так разговор, — ответила я. — Надо было сразу сказать, зачем нужна тебе моя четверть еврейства, что ты хочешь извлечь из этого выгоду. Ты ведь прекрасно знаешь, что я отсюда никуда не поеду».

Но муж не оставил меня в покое.

«Что тебя здесь держит? — приставал он ко мне. — Чужая каморка с пятью соседями на кухне? Знаешь, сколько лет придется нам работать, пока соберем деньги на кооперативную квартиру? А там у нас будет все. Я единственный наследник огромного состояния. Но состояние находится там, понимаешь, там, а не здесь».

«Понимаю. Ты предлагаешь мне променять свое богатство на чужое?»

«Какое богатство?» — спросил он.

«А сам ты не знаешь? — попыталась я объяснить ему, хотя понимала, что до него уже ничего не дойдет. — Не знаю большего богатства, и не нужно мне иного богатства, кроме того, каким я владею. Мое богатство — страна, где я родилась, и дом, где я живу. Дороже этого нет».

Знаешь, что он ответил: «Я найду человека, который поможет мне выехать, а ты сиди тут со своим богатством».

Когда он сказал такое, то стал мне чужим. Моя любовь к нему перешла в ненависть. Я страшно возненавидела его. Ты, наверно, думаешь: как такое возможно, как можно возненавидеть человека, которого еще минуту назад так сильно любила?

«Так вот из-за чего ты потеряла веру в людей, вот откуда печаль в твоих глазах, которую я заметил при первой встрече…» Еще немного — и он, кажется, доберется до самой глубины источника, где зарождается это сияние.

— Вскоре мы разошлись. Он переехал в другой город. Женился там на еврейке, и они уехали за границу. Недавно я получила от него письмо, единственное письмо за все время. Константин знал, что я не отвечу, но, видно, просто хотел, чтобы я узнала, как жизнь за все ему отплатила.

Историю с богатым наследством он, оказывается, выдумал, как выдумал вначале историю со своим еврейским происхождением. Он уехал, потому что ему хотелось увидеть мир, верил, что там, куда едет, все окажется таким, как рассказывали ему те, кому он давал, уроки английского языка, и их знакомые. А вышло, что он остался ни с чем. С женой разошелся. Ее еврейство было ему больше ни к чему…

Так закончила Зина повесть про свою любовь и ненависть.

— Теперь я понимаю, — подождав, не добавит ли Зина еще чего-нибудь к тому, что рассказывала, отозвался Александр, — почему ты спрашивала меня, еврей ли я и по паспорту. Ты, наверное, думала, что я тоже, быть может, хочу воспользоваться четвертинкой твоего еврейства. Единственная моя, — Гарбер громко рассмеялся, — моя география совсем иная. Я ведь зову тебя не на Ближний, а на Дальний Восток, куда думаю переехать с Севера в скором времени. Меня уже давно тянет туда. У нас с тобой, дорогая, такое богатство, от которого мы никогда не откажемся, никому его не уступим.

Присутствие человека на скамье напротив удерживало Александра, а то обнял бы он Зину и, как юнец, припал к ее губам, не давая ни себе, ни ей передохнуть.

Здесь, на этом же месте, несколько дней спустя они договорились, что подождут год. На том настояла Зина. Через год, если никто из них к тому времени не передумает, он приедет за ней и увезет ее на Север.

Но в самый последний день Гарбер передумал. Без нее он не уедет. Без нее он не может уехать. Он будет ждать ее здесь, сколько бы ни понадобилось.

И он перебрался в гостиницу.

34

Уже живя здесь, на Севере, куда Гарбер увез ее на другой день после их росписи, Зина полушутя сказала: