Избранное

И вот уже четвертый год, как Гарбер вернулся с женой назад в южный город у подножия Кавказских гор, откуда они уехали в одно далекое-далекое утро золотой осени. Оба за это время постарели на целых пятнадцать лет, но пока еще не ощущают этого бремени и верят, что никогда его не ощутят, ибо не угаснет в них до конца дней та таинственная сила, которая свела их навек, чтобы никогда уж им не разлучаться».

Вот так Симон Фрейдин закончил рассказ «Крепкая нить» о вымышленных людях и невымышленных событиях. Читать рассказ Лиде, хотя писал его для нее, он пока не давал. Симон чувствовал, что еще не все сказал, что упустил в нем что-то очень важное. Ему, очевидно, придется еще не раз возвращаться к густо исписанным страницам школьной тетради в мягкой голубой обложке. Симон не мог не задумываться над тем, как воспримут все это его дети, если Лида даст им прочесть рассказ. А сомневаться в том не приходится. Лида непременно даст им прочесть рассказ, причем втайне от него, чтобы не подумал, будто она хочет похвастаться перед ними, кем был для нее их отец и кем она была для него.

— Дитя, — сказал Симон вслух, словно Лида сидела возле него, — как ты могла такое подумать? Напротив. Я как раз хочу, чтобы дети мои знали, кем ты все годы была для меня. И кроме того, в рассказе есть еще нечто, и я, когда писал об этом, думал больше о них.

— Что именно?

Разговаривая наедине с собой, Симон поменялся ролями с Зиной, ждал, что ответит ей на это. Долго ждать «ей» не пришлось.

— Что именно, ты спрашиваешь? Перечитай в тетради то место, где Зина рассказывает, как разошлась с мужем, и что ответил ей на это Александр Гарбер.

— О богатстве?

— Да, о богатстве.

— Но ведь к ним это не имеет отношения.

— Ошибаешься. Вчитайся — и увидишь, что там все имеет отношение и к ним… К ним и к их детям.

— Ты им это скажешь?

— Если ты не против, чтобы все они сюда приехали и собрались за нашим столом.

— Знаешь, мне такая мысль нравится. Должна понравиться.

— К тому времени я допишу для них ту важную главу, которую пропустил.

Но пока все, о чем Симон Фрейдин написал в тетради и что, перечитав рассказ «Крепкая нить», обсудил сам с собой, для Лиды оставалось тайной, единственной тайной, которую он скрывал от нее до поры, до времени.

36

У нее, у Лиды, с тех пор, как стала его женой, тоже была тайна, единственная тайна, которую она скрывала от Симона.

У двери висел ключик от их почтового ящика. Симон редко когда прикасался к нему. Вынимать корреспонденцию из ящика в настенном почтовом шкафу, между первым и вторым этажом, было обязанностью Лиды. Корреспонденции приходило довольно много. Кроме центральной и местной газет Фрейдин выписывал несколько толстых литературно-художественных и профессионально-технических журналов. Письма бывали редко. Симон почти ни с кем не переписывался, ограничивался тем, что посылал своим знакомым поздравительные открытки к праздникам, но детям писал часто, часто и обстоятельно. Перед тем как отослать письмо, всегда давал прочесть его Лиде и не возражал, чтобы и она со своей стороны что-нибудь дописала. Но иногда проходили месяцы, а от них не было ни строчки. Встревоженному Симону Лида объясняла, что это, наверное, озорники мальчишки их дома выуживают письма из секции, выбрасывают или рвут. Она не раз находила ящик открытым. Но Симон, она видела, не очень в это верит. Он, как и она, понимал, что его дети считают его наполовину чужим и с каждым годом все больше отдаляются от него. Симона это мучило, но он не жаловался ни жене, ни детям. Был рад и тому, что они не окончательно отдалились от него и время от времени все же пишут.

Была у Симона единственная надежда приблизить к себе детей — собрать их всех вместе хотя бы на один день. Лида писала им об этом в каждом своем прибавлении к письму мужа. Дети уже достаточно взрослые, чтобы понять, что она перед ними ни в чем не виновата и ей не в чем оправдываться. Она не отняла у них родного отца и ни разу не дала им понять, что им следовало бы обращаться к ней не Лидия Сергеевна, а, как принято в таких случаях, мама Лида.

В письмах детей к отцу секретов не было, чтобы Симон должен был скрывать их от нее. Он всегда давал ей читать их письма, однажды даже выговорил ей, почему сама не распечатывает их, а ждет его. С тех пор, если находит она в почтовом ящике письмо, то уже не ждет Симона. Распечатывает сама.

Письмо, пришедшее на днях, было написано на первый взгляд почерком младшего сына, Володи. Но, прочтя первую же строчку, Лида поняла, что ошиблась. Она хотела заклеить письмо, но из следующей строки стало ясно, что письмо, присланное незнакомым человеком — Алексеем Петровичем Ершовым, касается и ее. Читать написанное про себя, с сомкнутыми губами, Лида была не в состоянии. Читала письмо вслух, как в детстве заданное в школе стихотворение, чтобы оно легче запоминалось.