Избранное

— А мне жаль коридора. Ведь это священное место, в нем Габаль одержал победу над своими врагами. Но жить среди людей, которые смеются над нами на каждом шагу, стало невмоготу. Здесь мы живем среди добрых бедняков, а самый достойный тот, кто добр, а вовсе не тот, кто принадлежит к роду Габаль.

— Я возненавидела их, — с презрением сказала Ясмина, — с тех пор, как они решили выгнать меня с улицы.

— Почему же ты тогда хвастаешь соседям, что ты из рода Габаль? — улыбаясь спросил Рифаа.

Ясмина рассмеялась, показав жемчужные зубки, и гордо ответила:

— Чтобы они знали, что я выше их всех!

Рифаа положил ножницы на диван, спустил ноги на циновку и сказал:

— Ты станешь еще красивее и лучше, если преодолеешь свою гордыню. Род Габаль вовсе не лучше всех на нашей улице. Лучше всех те, кто добр. Я, как и ты, ошибался и придавал слишком большое значение роду Габаль. Однако счастья достоин лишь тот, кто искренне стремится к нему. Посмотри на этих добрых людей: как они привечают меня и как охотно исцеляются от ифритов!

— Но ты здесь единственный, кто исцеляет бесплатно!

— Если бы не я, кто помог бы этим беднякам? Они ценят помощь, но у них нет денег, а у меня не было друзей, пока я не познакомился с ними.

Ясмина, недовольная его ответом, прекратила спор, а Рифаа вздохнул:

— Эх, если бы ты доверилась мне, как они, я освободил бы тебя от того, что замутняет твою чистоту.

— Неужели ты считаешь меня такой плохой? — рассердилась Ясмина.

— Есть люди, которые, сами того не зная, обожают своего ифрита.

— Мне неприятен этот разговор!

— Разумеется! Ты же из рода Габаль! А из них ни один не захотел подвергнуться лечению, даже мой отец! — улыбаясь, ответил Рифаа.

Тут раздался стук в дверь. Оба поняли, что пришел новый проситель, и Рифаа поднялся встретить его.

Действительно, Рифаа никогда не был так счастлив, как в эти дни. В новом квартале его называли «муаллим Рифаа» и относились к нему с искренней любовью. Было известно, что он изгоняет ифритов и дарует здоровье и счастье, не беря за это никакой платы. Такое бескорыстие было здесь доселе неведомым, и поэтому бедняки любили его, как никого другого. Естественно, что Батыха, футувва этого квартала, невзлюбил Рифаа: с одной стороны, Батыхе не нравилось поведение Рифаа, с другой — Батыху злило то, что Рифаа был не в состоянии платить ему дань. Однако футувва не мог пока найти предлога, чтобы придраться к нему. Что же касается тех, кого Рифаа исцелил, то все они готовы были без конца пересказывать свои истории. Умм Давуд, например, раньше, когда с ней случался нервный припадок, кусала своего новорожденного младенца. Теперь же она — образец спокойствия и уравновешенности. А Суннара, который то и дело со всеми затевал распри, стал самым кротким и покладистым малым на свете. Карманный воришка Талаба искренне раскаялся и работает теперь подмастерьем у лудильщика. Авис женился, хотя раньше не мог и мечтать об этом.

Из числа исцеленных им людей Рифаа отличал четверых: Заки, Хусейна, Али и Керима. Он подружился с ними, и стали они ему как братья. Ни один из них раньше не знал ни дружбы, ни любви. Заки бродяжничал, Хусейн имел непреодолимое пристрастие к гашишу, Али намеревался пробиться в футуввы, а Керим был сводником. Теперь все они очистились сердцем и стали благородными людьми. Они собирались в пустыне, у скалы Хинд, где воздух был чист и дул свежий ветер, и вели дружеские и возвышенные беседы. На своего исцелителя они взирали с любовью и преданностью и все вместе мечтали о счастье, которое в один прекрасный день снизойдет на улицу, подобно благодатному дождю.

Однажды, когда они сидели на своем обычном месте и любовались алыми красками вечерней зари, догорающей в тихом небе, Рифаа спросил:

— Почему мы счастливы?

— Ты, ты — источник нашего счастья, — с воодушевлением ответил за всех Хусейн.

Рифаа благодарно улыбнулся и сказал:

— Мы счастливы потому, что освободились от ифритов и очистились от злобы, алчности, ненависти и других пороков, которые губят жителей нашей улицы.

Али, благоговейно внимавший каждому его слову, подтвердил:

— Да, мы счастливы, несмотря на то что мы бедны, слабы и не владеем ни имением, ни званием футувв.

Рифаа, с сожалением качая головой, промолвил:

— Как мучаются люди ради того, чтобы вернуть утраченное имение, и как они желают обладать силой! Давайте же вместе проклянем и имение, и футувв!

И все наперебой стали проклинать богатство и силу. Али подобрал камень и швырнул его в сторону горы, демонстрируя свой праведный гнев.

— С тех пор, — говорил Рифаа, — как поэты поведали о том, что Габалауи завещал Габалю превратить жилища его рода в дома, не уступающие красотой и величием Большому дому, люди возжелали для себя силы и мощи Габалауи и забыли о других его достоинствах. Поэтому–то Габалю и не удалось изменить их души тем, что он вернул им право на имение. Когда же он покинул этот мир, сильные вновь возалкали, а слабые озлобились. И все снова стали несчастными. Я же открою врата счастья, не прибегая ни к доходам от имения, ни к силе.