— Я лучше знаю, что мне делать и чего требуют интересы рода Габаль, — уклончиво ответил Ханфас. На самом же деле он стал бояться Рифаа с тех пор, как узнал о том, что приключилось с Батыхой. Он сказал себе, что именно он, а вовсе не управляющий и не Бейюми, должен остерегаться Рифаа.
Войдя в дом Бейюми, Ханфас застал хозяина в гостиной, и тот без околичностей объяснил, что пригласил к себе футувву рода Габаль с тем, чтобы обсудить, как быть с Рифаа.
— Отнесись к этому серьезно. События подтверждают, что он очень опасен.
Ханфас был с этим согласен, однако попросил:
— Только не надо расправляться с ним в моем присутствии.
— Но мы же мужчины, муаллим. И у нас общие интересы. Мы ни с кем не расправляемся у себя дома. Сейчас придет сюда этот парень, и я расспрошу его при тебе.
Явился Рифаа с ясным лицом, поприветствовал обоих мужчин и уселся на тюфячок, на который ему указал Бейюми, оказавшись как раз напротив футувв. Бейюми разглядывал его красивое, спокойное лицо, удивляясь тому, как мог этот тихий юноша стать причиной столь ужасных беспорядков.
— Почему ты покинул свой квартал и своих родных? — спросил он его.
— Никто из них не желал слушать меня, — просто ответил Рифаа.
— Чего же ты от них хотел?
— Я хотел освободить их от ифритов, которые мешают им быть счастливыми.
— Разве ты отвечаешь за счастье людей?
— Да, раз я в состоянии обеспечить им счастье. Лицо Бейюми нахмурилось.
— Я слышал, ты презираешь силу и могущество?
— Я хочу доказать им, что они неверно понимают счастье, а я могу дать его им.
— Значит, ты презираешь и тех, кто обладает силой и могуществом? вмешался в разговор Ханфас.
— Нет, муаллим, но я хочу убедить всех, что счастье не в силе и не в могуществе. — Рифаа говорил спокойно, словно не замечая злобного тона футуввы.
Пристально глядя на Рифаа, Бейюми продолжал расспрашивать его:
— Я слышал также, что ты позволяешь себе утверждать, будто того же хочет владелец поместья?
— Это они так говорят!
— А что говоришь ты?
Впервые немного помедлив, юноша ответил:
— Я говорю, как разумею.
Все беды происходят от слабого разумения, — с издевкой в голосе произнес Ханфас, а Бейюми, прищурив глаза, добавил:
— Однако они говорят, что ты пересказываешь им то, что слышал от самого Габалауи!
В глазах Рифаа отразилась нерешительность. Снова помедлив, он сказал:
— Я так толкую слова, сказанные им Адхаму и Габалю.
— Его слова Габалю не поддаются объяснению! — вскричал разъяренный Ханфас.
А Бейюми, которого душила злоба, подумал: «Все вы лгуны, а Габаль первый среди вас!» Вслух же он произнес:
— Ты утверждаешь, что слышал голос Габалауи и что тебе известна его воля. Но никто не имеет права говорить от имени Габалауи, кроме управляющего поместьем — его наследника. Если бы Габалауи хотел что–либо сообщить людям, он сделал бы это через управляющего, который отвечает за поместье и выполняет десять заповедей. А ты, безумец, как можешь ты осуждать силу, богатство и высокое положение, если все эти качества присущи самому Габалауи?
Лицо Рифаа исказилось от душевной муки.
— Я разговариваю не с Габалауи, а с жителями нашей улицы, которых мучают ифриты, — проговорил он.
— Ты просто бессильный и жалкий тип! — воскликнул Бейюми. — Поэтому ты и проклинаешь силу. Этим ты хочешь возвыситься в глазах жителей нашей улицы, а когда они окажутся в твоих руках, ты рассчитываешь с их помощью добиться и силы, и власти!
Широко раскрыв глаза от удивления, Рифаа ответил:
— У меня нет другой цели, кроме счастья жителей нашей улицы.
— Ты лжец! Ты внушаешь людям, что они больны, что все мы больны, что, кроме тебя, на улице нет здорового человека.
— Почему вы отворачиваетесь от счастья, которое у вас в руках?
— Сын презренной! Будь проклято счастье, которое приносят такие, как ты!
— Почему люди ненавидят меня, а я ни к кому не питаю ненависти?
— Тебе не удастся одурачить нас, как ты одурачил простаков с нашей улицы. Запомни, моим приказам не прекословят! И благодари Господа за то, что находишься в моем доме, иначе бы ты так просто не отделался!
Испытывая чувство отчаяния, Рифаа поднялся и, простившись с обоими, вышел, а Ханфас сказал:
— Оставь его мне!
— У этого сумасшедшего слишком много сторонников, а я не хочу побоища!
— возразил Бейюми.
57.