Избранное

Фомин повел Шилова к дежурному по горотделу. Дежурный говорил по телефону, полупривстав и поминутно повторяя с величайшим усердием: «Вас понял!.. Есть!» Это значило, что на проводе начальство. Увидев Фомина, дежурный сделал страшные глаза: мол, разговор касается тебя. Фомину такое известие не доставило удовольствия. Ему вовсе не хотелось, чтобы начальство и сегодня, в воскресенье, интересовалось розыском ружья, идущим из рук вон плохо. Оглядывая кабинет начальника с длинным зеленым столом посередке, Фомин представил себе со всеми подробностями, как завтра в девять утра здесь соберутся сотрудники и Налетов при всех устроит разбор его неумелых действий.

— Есть! — в последний раз отчеканил дежурный и положил трубку. — Тебя просили пока не уходить, — сообщил он Фомину, не вдаваясь в подробности при постороннем.

— Ясненько! — проронил Фомин как можно беспечальней. И оглянулся на застрявшего возле двери Шилова. — Подойдите-ка сюда поближе, сядьте и расскажите о своей поездке в Ермаково.

Выслушав Шилова, дежурный зашелестел бумажками.

— Вот… Сообщение из Ермакова. Работниками сельсовета конфискован конь, который, по имеющимся достоверным сведениям, был похищен подростками-лошадниками еще весной и спрятан в деревне по названию Дебрь с согласия тех тамошних жительниц, являющихся таким образом соучастницами кражи государственного имущества.

— Столько сведений собрали, только про масть забыли! — возмутился дежурный. — Ну, ничего, сейчас поищем, кто заявлял о пропаже гнедого. — Он перелистывал бумаги и вычитывал вслух: — «Кобыла соловая, по кличке Малинка…» Не то! «Мерин серый в яблоках…» Не то! «Корова черно-пестрая, один рог сломан…» Не то! «Коза Маруся, гусыня с пятью гусятами…» Вот! «Гнедой в белых чулках, возраст семь лет, пропал на прошлой неделе из совхозной конюшни, особая примета — хвост острижен под самый корень…»

— Нет, нет… — Шилов все энергичнее мотал головой. — Не в чулках. Хвост длинный. И лет не семь — поболе.

Дежурный еще порылся в записях, но больше там гнедых не нашел. Только один — в белых чулках с остриженным под корень хвостом.

Фомин слышал от старых рыбаков, что в прежние времена леску делали из конского волоса, выстригали помаленьку из хвостов, особо ценя белые. Но кому и зачем сейчас понадобилось отхватить у несчастного гнедого весь хвост целиком? Как ему теперь от оводов защищаться, от прочей мухоты? Дикая, жестокая, бессмысленная выходка! Фомину вспомнились слова автоинспектора, с которым он ездил к туристам: «Сами не уважаем рабочего коня, потому и мальчишки себя так ведут». Конечно, не уважаем. В Ермакове обнаружился какой-то гнедой, а заявления о его пропаже нет. Совершенно безобразный и возмутительный факт. И если копнуть, выяснится, что где-то уже преспокойно сочинили акт, написали, что гнедой сломал ногу и его пришлось пристрелить. Или еще под каким-нибудь предлогом списали, зная, что за коня строго не спросят. За Вихря ведь тоже ни с кого не спрашивают.

— С завтрашнего дня вы сами начнете искать своего рыжего с белой отметиной! — приказал Фомин Шилову.

Шилов изобразил полную готовность:

— Я что? Я пожалуйста! Лишь бы начальство разрешило отлучиться в рабочее время с рабочего места. Вихря ведь не по деревням придется искать. По лесам да по полям. Он не такой, чтобы его поймали и запрягли. Вихрь никого к себе близко не подпустит.

После ухода Шилова Фомин сказал дежурному:

— А гнедым, который в Ермакове, я займусь сам. Найду, кто хозяин, и установлю, почему не заявлял. Пора кончать с бесхозным отношением к лошадям.

— Не тем тебе надо заниматься, Фомин, — рассудительно возразил дежурный. — Тебе, Фомин, надо подумать, и очень крепко, с чем ты пойдешь к Петру Петровичу сегодня в шестнадцать ноль-ноль.

…В шестнадцать ноль-ноль вместе с Петром Петровичем Налетовым приехал заместитель по оперативной части Вадим Федорович Баранов. Фомин поплелся докладывать, что дело о ружье становится сложным и запутанным. Но вопреки его ожиданиям и посулам дежурного, Петр Петрович уделил безуспешным поискам ружья только одну, правда сокрушительную, фразу:

— Действовал ты недостаточно оперативно, без огонька, потому и не добился результата.

Оказалось, Фомин вызван на шестнадцать ноль-ноль по совсем другому поводу.

— С утра сегодня занимаемся твоими туристами, — сообщил Налетов. — Там действительно что-то не чисто. Как видишь, — он кивнул на Баранова, — и Вадим Федорович, несмотря на воскресенье, тоже здесь. Уже установлено, что шины привез в ремонт шофер Куприянов. Он же их отвез сегодня утром. Мы его пока не трогаем. Поглядим, что дальше.

«Куприянов? Но ведь Кисель говорил, что художника направил к дяде Васе он!» Фомин помялся и передал Петру Петровичу утренний разговор с директором музея Киселевым.

— А-а-а, опять твой детектив, — ехидно заметил Баранов.

— Его информация оказалась своевременной и полезной, — твердо заявил Фомин. — Мы должны опираться на общественность!

Покидая кабинет Налетова, Фомин подумал: «А ведь Кисель не поверит, что я за него заступался. Хоть клянись — не поверит».