Избранное

— Знаешь, — сказала Тинка и ткнула пальцем в направлении гостиной, — он очень интересный.

Тине оторвала взгляд от письма, все еще лежавшего перед ней. Она не сознавала, что уже в который раз перечитывает одни и те же слова: «Почему Хенрик так редко мне пишет, а если и напишет, то очень коротко, словно второпях? Знаешь, Типе, у меня такое впечатление, будто его последние письма но говорят ни о чем».

— Уже пора готовить постели, — сказала она, унося пунш.

…Она вошла в кабинет лесничего, чтобы немножко прибраться там.

Под лампой на распахнутом бюваре все еще лежало письмо жене — то самое, которое лесничий писал, писал и никак не мог довести до конца.

Вот и сегодня он не сумел его кончить.

Тине постояла у лампы и закрыла бювар, не помня себя от счастья.

…Тинка собралась уходить, и Тине попросила Софи проводить ее.

— Нет, девонька, спасибо, нам бури нипочем, — крикнула Тинка и выбежала из дому. На гребне холма перед ней вдруг возник Лэвенхьельм и вызвался в провожатые.

…На сей раз Берг как бы по забывчивости дважды обошел дозором свои владения. Ночь была тихая. Лишь один раз отдаленный гром гулко прогремел в ночи. Враг не дремал.

По всем дорогам войска с пением уходили на позиции: Бледные, исхудалые, потемневшие от порохового дыма, солдаты с пением возвращались назад.

И лишь при виде нескончаемой вереницы раненых на медленных возках, тянувшихся по дорогам, радость смолкала.

Но не смолкала песня, ее подхватывали в свежем по-весеннему воздухе, взрослые и дети выбегали из домов, не покрыв голову, и подбрасывали шапки вверх:

Мы снова пруссаков идем воевать,
Бояться их нам не пристало.
Ведь нам уж не раз их случалось бивать,
Хоть много их, а нас так мало.
В открытом бою мы свершим чудеса.
Бумаги войны не решают.
Ведь после грозы тем ясней небеса,
А тучи дышать нам мешают.
Со временем все образуется —
Нам всякий об этом твердит.
Но только открытая битва
Немецкую мощь сокрушит.
Так грянем же громко «ура»
За родину и короля.

Тине стояла на холме и размахивала шалью. Буря над Дюббелем отбушевала.

Дом гудел от шумной суеты. По саду бегал барон и пожимал руку каждому Встречному, задавая один и тот же вопрос:

— Что вы испытывали? Скажите мне, друг мой, что вы испытывали? — и приказывал подать пуншу.

Софи металась по дому как угорелая, одаряя улыбками всех направо и налево, и твердила:

— Надо устроить нашим воинам вечерок для души. Они заслужили вечерок для души.

По всем комнатам офицеры укладывались на покой, как были, не раздеваясь, смертельно усталые, но и лежа в постелях, они перекликались на весь дом звонкими, веселыми голосами. А с дороги доносилось пение возвращавшихся батальонов.

Берг зашел в каморку к Тине. Вернувшись, она сразу увидела его — он сидел перед печуркой.

Сияющие глаза Тине наполнились слезами, он взял ее дрожащие руки в свои и, не выпуская их, сказал:

— Какой нынче был счастливый день.

Она молчала, она не могла говорить, потом промолвила ласково и нежно:

— Ах как фру будет рада. Берг замялся:

— Какая вы добрая, — и выпустил ее руки.

Тине даже не чувствовала, что по ее щекам бегут слезы.

…Барон отправился в трактир заказать ром для пунша. Тинка и Иенсенова Августа сами приволокли бочонок, держа его за ушки. Солдаты, варившие суп на костре перед флигелем, приветствовали их появление громовыми «ура».

Тинка и Густа тотчас принялись колдовать на кухне, во всех мисках бешено заплясали мутовки. Через раскрытые двери прачечной видна была Марен в облаках пара.

В саду пели солдаты; сквозь сумрак ярко сверкали их костры:

Я подвигом ратным прославлю свой полк,
Я жизни не стану щадить.
Пусть немец лютует, как бешеный волк.
Меня ему не победить.
И если мы встретимся в ближнем бою.
Ему покажу я ухватку свою.
Не будет соваться в чужой огород,
Незваным гостям от ворот — поворот.
Со временем все образуется —
Нам всякий об этом твердит.
Но только открытая битва
Немецкую мощь сокрушит.
Так грянем же громко «ура»
За родину и короля.

— А ну живей, а ну живей, — подзадоривала Тинка. Она работала засучив рукава — от мутовки, которой она сбивала белки, только звон шел — и при этом напевала песенку Лэвенхьельма: