Избранное

— Да. — Представитель банка изучающе разглядывал лицо оценщика, недоумевая, как человека может волновать какой-то никчемный клочок земли. Ни воды нет поблизости, ни луга, где можно было бы построить дачу. И куда ни глянешь — унылый, однообразный пейзаж.

«Мужик! — пренебрежительно подумал он. — Грубое лицо, руки — лопаты, неуклюжие движения; поистине глупо было даже думать о нем». Он взглянул на часы, прикидывая, как долго продлится эта комедия. Хорошо было бы вернуться дневным поездом. А вечером он расскажет об этом друзьям в кафе. Вот будет смеху!

Кландуху последние шаги дались с трудом. Исполнитель, державшийся около него, беспрестанно тараторил о таких отвлеченных вещах, что слова не доходили до Кландуха. Он видел, как Железный Голос нагнулся, взял ком земли и раскрошил его на ладони. Сам он крошил таким образом табак, но сейчас Кландух про табак даже не вспомнил, потому что этот комок был с его поля, а у него не было силы даже на то, чтобы прикрикнуть и вырвать землю из рук Железного Голоса. По всему телу разлился жар, оно отяжелело, онемело и не слушалось. Кландух обошел стоявших и опустился на груду камней неподалеку. Локтями он уперся в колени, положив подбородок на ладони.

Исполнитель понял. Он отступился от Кландуха. Он понимал, что творится в его душе. Слава богу, порядком он находился с этими комиссиями! И завтра снова пойдет. И всю следующую неделю будет ходить. Каждый день он видит, как гибнут люди. Он уже не в силах смотреть на это, он сам всего боится и задает вопрос: «Что же это за времена?» — и глядит на Кландуха, спрятавшего подбородок в ладонях.

Гладь пашни волнистая. Зеленая гладь. Стоящие поодаль размахивают руками и, видимо, что-то говорят — раскрывают рты. Кландух оглох, он ничего не слышит, он видит лишь густую зелень пашни, но и ее не воспринимает. Это, наверно, даже не зелень и не краска, это что-то такое, что мучает, причиняет боль. Сердце у него часто стучит, все чаще и чаще, словно железные колеса на стыках рельсов, где они прикручены к шпалам большими, как палец, болтами. Нет, это даже не стук. Сердце говорит, оно явственно вскрикивает: «Кландух, Кландух, Кландух!» — чтобы он обернулся, посмотрел, кто его зовет.

Те уже не стоят, а идут к нему.

— Давай посчитаем, Кландух! — Это Железный Голос.

— Только бы все обошлось тихо, мирно. Только бы тихо, мирно, — озабоченно повторял староста, но его опасения напрасны, потому что Кландух не понял оценщика.

— Господа договорились, и я… как представитель банка тоже даю свое согласие. — Голос адвоката ожил. Он даже усмехнулся. Ему не придется ждать поезда до половины третьего, он сможет уехать тем, что идет до полудня.

— Слушай меня! — Голос оценщика звучал мягче обычного. Он даже не был железным. — Ты должен банку восемь тысяч, а с судебными издержками и процентами получится этак тысяч десять. Если не больше…

— Пожалуй, даже больше, пожалуй, больше, — с важным видом подтвердил представитель банка и после недолгого раздумья добавил: — Наверняка больше, пан оценщик.

— Вот видишь, — поддакнул староста.

— Я куплю поле. Дам тебе за него десять тысяч. Ну, по рукам! — Оценщик протянул руку.

Кландух посмотрел отсутствующим взглядом. Чего они хотят, что они тявкают на него, о чем уговаривают? Если бы они не стояли около него, ему было бы легче.

— На аукционе ты погоришь. Не получишь и восьми. — Это Железный Голос.

— Кто нынче купит землю?

— Да и на что, пан оценщик, на какие деньги? На какие деньги? Я позволил бы себе спросить это у пана Кландуха. — Адвокат вновь взглянул на часы.

— Ну, что, Кландух? — Железный Голос нахмурился, сузил глаза, чтобы Кландух не увидел в них страха. Ибо у Железного Голоса не идут с ума два «американца», которые недавно вернулись домой, привезли деньжат и, как он слыхал, собираются покупать землю.

— У тебя-то хватит денег. Я знаю! — хрипло сказал Кландух.

— А у кого еще они есть? — Глаза у оценщика сузились еще больше.

— Да найдутся небось такие…

— Не найдутся, и ты погоришь на аукционе. Не получишь и восьми тысяч. Да что я говорю? И семи не получишь. Не будь дураком, не делай себе во вред! — Два «американца» угрожающе выросли перед его взором. Железный Голос решился на последний шаг:

— Говори! Последний раз спрашиваю тебя. — Голос звенел.

Его уверенность оглушала и давила своей тяжестью на Кландуха.

Кландух уставился в землю. На стебли сухой травы, которые весной пробились из-под камней.

— Ну, господа мои, мы кончили. До свидания, Кландух. До встречи на аукционе! — Железный Голос повернулся на каблуках, но тотчас же оглянулся, жестко рассмеялся и прокричал:

— Погоришь, погоришь! — И пошел прочь крупными шагами, смеясь тем же жестким смехом.

— На, жри, подавись! Я и душу тебе отдам, ты, ты… — закричал Кландух.

— Душу? А на кой мне твоя душа? Это все одно, что бумажка. Тлен! Идемте, господа, нечего нам тут делать.

— Стойте!