«Боже, — воскликнула Персида, вздымая руки, — ведь все мы люди. И страдания у нас одни и те же, так почему же мы не жалеем друг друга?»
Персида набросила на голову большой платок и, приняв строгий вид, решительным шагом вышла из дома, со двора и свернула налево, в ту сторону, откуда, как ей было известно, должен был появиться Нацл, чтобы перехватить его по дороге.
Выйдя на угол, Персида издалека заметила Нацла, приближавшегося с левой стороны по Мельничной улице, которая пересекала ту улицу, по которой ходила Мара, и дальше спускалась к Мурешу.
Заметив Персиду, Нацл обрадовался и ускорил шаг, но девушка повернула и неторопливо зашагала к Мурешу, чтобы завлечь его в заросли лозняка в самом конце улицы, откуда слышался стук мельничных колес.
Его шаги все ближе и ближе звучали за ее спиной, потому что, чем медленнее шла она, тем больше прибавлял шагу он.
Он настиг ее у самых зарослей лозняка, взял за руку и так, держась за руки, они вошли в безлистый кустарник.
— Я больше не могу! — произнесла она упавшим голосом.
— Чего ты не можешь? — весело спросил он.
Персида пристально посмотрела на него.
— Почему ты стал таким потрепанным? — спросила она, чувствуя, что ей становится почему-то страшно.
— Гм! — хмыкнул он, простодушно улыбаясь. — А разве так мне не лучше? Потрепанный! Так мне еще никто не говорил.
— Потому что никому до тебя дела нет.
— Вот именно, — подхватил он. — Какое мне дело до всего этого мира, которому нет дела до меня?!
— Да, — недовольно заметила она, — но человек должен следить за собой.
— А я не слежу! — легкомысленно воскликнул Нацл. — А зачем следить? До себя мне даже меньше дела, чем до других. Вот так я и брожу, одинокий, по белу свету, а люди, видя, какой я есть, проходят мимо, не обращая на меня внимания.
Персида снова пристально посмотрела на него.
— Зачем ты так говоришь? — ласково прозвучал ее голос. — Вот мне очень больно, когда я вижу тебя таким, и еще кто-нибудь есть в этом мире, кому это тоже больно!
— Моя дорогая! — растроганный Нацл принялся пожимать ее руку, а Персида еле сдерживала слезы.
Господи, сколько разных мыслей роилось в их головах, которые они не могли поведать друг другу.
— Все было так давно, — заговорил Нацл, спустя некоторое время, — я даже плохо помню, когда это я покинул родной дом, а на самом деле всего лишь полгода миновало. Еще целых полтора года я должен вот так, без толку, блуждать по свету, а все из-за того, что так хотят отец с матерью, если она, бедная, чего-нибудь еще хочет. Я ей написал, что поеду в Тимишоару через Сегед, потому что, узнай она, что я еду через Арад, она бы обязательно явилась сюда, чтобы со мной повидаться. А теперь я и в Тимишоару ехать боюсь, потому что она и туда ко мне приедет.
— Я тебя прошу, уезжай, как можно быстрее, — настойчиво стала просить Персида. — Знаешь, что! — Голос ее упал. — Я больше так не могу! Если я все время буду видеть, как ты бродишь возле дома, я этого не вынесу. И нехорошо все это! Это несчастье для всех нас!
— Я уеду, — торопливо согласился он, — но не в Тимишоару, а куда-нибудь подальше, или в Вырши, или в Сегед. Все это так продолжаться не может и не должно продолжаться, иначе я совсем пропаду. Все пройдет, и тогда я поеду в Тимишоару.
Персида почувствовала, как по ее телу пробежала дрожь.
— Я должна вернуться домой, — сказала она. — И, пожалуйста, не заставляй меня больше одну выходить на улицу.
Нацл был среднего роста, но тут он вдруг выпрямился так, что стал казаться на голову выше Персиды.
— Пожалуйста! Иди! — произнес он холодно и сурово, указывая на дорогу.
— Нет, нет! — простонала она. — Не надо так! Пойдем, если хочешь, со мной, мне все равно, что о нас скажут!
— Нет! Прошу тебя, уходи!
— Так я не могу уйти! — откровенно призналась она.
— А я знал, что ты не сможешь уйти! — улыбаясь, произнес Нацл.
Персида почувствовала, как у нее перестало биться сердце, кровь в жилах остановилась, а все существо ее стало прозрачным.
— Ты знал? — зазвенел ее голос — Так ты ошибся! Что же ты думаешь и как намереваешься со мной поступить? Знай, что ты мне нравишься: ты это и сам можешь увидеть и я тебе говорю, потому что это не моя вина. Это свалилось на мою голову, как сваливается любая беда. И это все, а больше ты ничего не должен знать. Мне было жалко тебя, но если у тебя нет жалости ко мне, то поступай, как хочешь, потому что и я буду делать только то, что мне заблагорассудится!
Произнеся все это, Персида удалилась тем же спокойным, твердым шагом, каким она вышла из дома, а он остался стоять прямой, с гордо поднятой головой и взглядом, устремленным ей вслед.
Уходя все дальше и дальше, Персида ни разу не обернулась, хотя все время напрягала слух, желая услышать шаги, которые нагоняют ее.
«Потрясающая женщина!» — проговорил Нацл, приходя в себя.
«Отвратительный человек!» — подумала Персида, придя домой. Она закрыла лицо обеими руками, слезы брызнули из глаз, и она разрыдалась.
Потом она поспешно оделась и вновь вышла из дома, чтобы идти на рынок к своей матери и брату.
Глава VIII
ДОЛГ