Избранное

Персида остановилась. Персиде было не по себе из-за всего, что произошло с Нацлом. В эту минуту она была готова броситься искать его, чтобы утешить.

— О, боже! — проговорила она. — Я его боюсь, он такой взбалмошный.

— Взбалмошный? — повторил как бы для себя Бурдя и задумался. — Конечно, он человек взбалмошный, — продолжал он, поглядывая на Персиду глазами хорька. — Ты действительно думаешь, что встретились вы случайно?

Персида стала нервничать. Было уже за полночь, мать, уставшая от дневных трудов, заснула на мешке с сеном, а этот молодой человек вроде бы не хотел уходить, и она не знала, как избавиться от него.

— У меня даже в мыслях не было, что я смогу его встретить у отца Иоанна! — раздраженно ответила она.

— А он? Ты как думаешь? Он тоже не знал, что вы туда придете?

— Не знаю.

— Не знаешь. А что ты думаешь?

— Думаю, что он узнал, что мы пойдем туда, и пришел, чтобы увидеть меня.

— Прекрасно! — Бурдя иронически усмехнулся. — А ты, если бы узнала, что он тут явится, пошла бы или нет?

— Пошла!

— А говоришь, что боишься его.

Персида гордо вскинула голову. Ей хотелось повернуться к Бурде спиной.

— Ты можешь воображать все, что хочешь, но я боюсь его, потому что он взбалмошный и неуравновешенный. Я и пьяных боюсь, которые сами не ведают, что творят.

— А мне кажется, — с недоброй усмешкой возразил Бурдя, — что боишься ты не его, а собственной слабости.

Персида почувствовала, как вся кровь бросилась ей в голову.

— Нет! — отрезала она. — А что тебе кажется — это меня не касается.

— Отлично! — воскликнул Бурдя с какой-то дьявольской усмешкой. — Завтра вечером я приведу его на виноградник к Корбу. Посмотрим, ты придешь или нет?

— Я приду, словно мне вовсе не известно, что он будет там! — Персида была задета за живое.

— До свидания! — проговорил Бурдя, беря Персиду за руку. — Завтра я получу большое удовольствие! Барышня, человек хочет иметь ту женщину, которую он любит, он хочет ее обнимать, целовать, ласкать: этого требует естество и безумец тот, кто восстает против естества. А этого безумца, Нацла, я вылечу: или ты сдашься, или он тебя бросит. До свидания!

Онемевшая и неподвижная, Персида долго смотрела ему вслед, потом закрыла лицо руками.

Ей казалось, что она пала настолько низко, что больше уже не решится появляться на люди, и ее стала бить лихорадка, когда она вспомнила, что завтра ей во что бы то ни стало придется идти на виноградник к Корбу.

Идти придется обязательно!

А что она может сделать, чтобы не пойти? Что бы это могло с ней случиться? А почему, собственно, она должна бояться?

«Пусть он видит, что я вовсе не такая слабая, — думала Персида. — Пусть забудет все свои мысли обо мне и оставит меня в покое».

И все же…

Дочка Мары была весьма решительна, но она была женщиной и знала, что она любима так, как никогда больше не будет любима, а это совершенно непосильно — быть женщиной и мириться с мыслью, что любящий мужчина возненавидит тебя и полюбит другую…

Перед ее мысленным взором предстал Кодряну. Какая разница! Два человека, а какая разница! Нет! С Нацлом она не сможет поступить так, как поступила с Кодряну.

Луна, следуя своим путем по чистому небу, стала клониться к закату, но теперь, накануне рассвета, ночь уже не казалась такой благостной: стало холодно и порывистый ветер трепал осенние листья.

Персиде хотелось бы побежать, подняться на вершину холма, где Нацл выстрелил из ружья, ей бы хотелось ничего больше не желать, а, закрыв глаза, отдаться на волю другого.

Необычайно длинной, целой жизнью представилась ей эта ночь, и, поднимаясь по узкой тропке на холм, бедная девушка едва могла вспомнить, когда же это было, что она вместе с Мартой ходила на виноградник к отцу Иоанну и что когда-то на этой вершине стоял Нацл.

Не один раз в жизни доводилось Маре засыпать в телеге по дороге в Арад, и не один раз одолевал ее сон за прилавком с фруктами или за столом у моста. Так же сладко, словно в мягкой постели, спала она и сейчас. Однако предрассветная свежесть и порывистый ветер спугнули в конце концов ее сон.

Мара потянулась, сонным взглядом посмотрела вокруг, потом, вспомнив, что дочка ее сидела и разговаривала с незнакомым молодым человеком, вскочила словно львица и бросилась в погреб, где расстелила сено для Персиды.

Персиды не было.

Нет, Мара и помыслить не могла о том, что Персида ушла с незнакомцем.

Это было невозможно!

Однако она ушла. Куда ушла?

Да куда угодно! Эх, если бы не было в голове этой сонной одури!

Мара вышла из погреба на свежий воздух и огляделась вокруг. Ей показалось, что на склоне холма, выше виноградника, что-то мелькает, туда она и направилась широким, решительным шагом.

— Что с тобой, дочка? — окликнула она Персиду, догоняя ее.

Персида вздрогнула и остановилась, поджидая мать, как спасения.

— Что с тобой? — повторила Мара тихо, прерывающимся голосом.

— Плохо мне, мама, — смиренно ответила Персида. — Не могу я больше здесь, лучше вернусь в монастырь.

— Почему?

— Лучше не спрашивай. Я сама не знаю, что сказать. Мне страшно и противно оставаться здесь.

Глава XII ДВА ЗАКОНА