Около казармы Мальмесон Дуцу вынул из кошеля одну большую, одну среднюю и две маленькие монеты и положил их в жилетный карман. Пусть будут под рукой, чтобы, придя в лавочку, не вытаскивать весь кошель.
Затем Дуцу направился вдоль улицы Плевны и, выйдя к церкви Злэтарь, свернул налево. Он знал, что в этой стороне имеется много скупщиков драгоценностей. Действительно, долго искать не пришлось. Напротив здания префектуры он увидел целых четыре лавки, но через дорогу, во дворе полицейского управления, стояли без дела несколько жандармов, и Дуцу не решился зайти ни в одну из них, — место было слишком оживленное.
Тогда он вернулся к центру, дошел до бульвара и повернул отсюда к Театральной площади. Здесь тоже имелись скупщики драгоценностей, но и к ним он тоже не осмелился заглянуть. Совсем не так представлял он себе это дело. Ему нужны были маленькие лавчонки в тихих укромных уголках, как в Плоешти.
Напротив церкви Крецулеску Дуцу остановился как вкопанный. В одной из витрин было выставлено много больших старинных серебряных монет и несколько золотых, словно только что вынутых из его собственного кошеля.
Несколько минут Дуцу стоял неподвижно, погруженный в раздумье. Все-таки надо войти! Лавка показалась ему маленькой и невзрачной, а уличка тесной и темной.
С замиранием сердца вынул Дуцу из жилетного кармана монеты и, зажав их в кулак, вошел.
— У меня есть монеты, — робко заявил он. — Один знакомый крестьянин хочет мне их продать. Не можете ли вы их оценить?
В лавочке находились два человека, молодой и старик.
— Мы или покупаем, или продаем, но не оцениваем, — ответил старик с оттенком раздражения в голосе.
Дуцу уже собирался уйти, но его остановил молодой человек:
— Дай-ка я взгляну!
Еврей из Плоешти сначала взвешивал монеты, а затем назначал за них цену. Этот же только отошел с ними к окну, поближе к свету, потом показал их старику. Тот даже поправил очки, чтобы рассмотреть получше.
— А есть у твоего крестьянина еще такие монеты? — спросил он немного погодя.
— Не знаю, — ответил Дуцу.
— В таком случае мы не сможем сказать тебе, сколько они стоят, — пробормотал старик. — Вот эта, — и он указал на одну из маленьких, — очень редкая, очень ценная монета. Она на двести лет старше тех, которые относятся к эпохе Адриана, и потому стоит дорого. Но если у крестьянина много таких же, да еще он начнет их все теперь распродавать, цена на них быстро упадет, и ты окажешься в дураках.
Дуцу слушал его слова, разинув рот и широко раскрыв глаза.
— Ну, а самая большая сколько стоит? — спросил он тихо.
— Вот за эту, — ответил старик, возвращая ему одну за другой монеты, — я дам двести, за эту — пятьдесят, за эту — сорок, а вот за эту — девяносто лей. Сколько заплатишь за них ты, не мое дело.
Дуцу чувствовал себя окончательно сбитым с толку. Мир, казалось, завертелся вокруг, словно мельничные крылья.
Почему одна дороже, а другая дешевле? Что это за деньги? Откуда ему знать, которая сколько стоит. Просто немыслимо все это понять!.. Одно только совершенно ясно: надо вернуться в «Дакию», запереться в номере и хорошенько пересмотреть монеты, отобрать те, за которые дают двести лей; их нужно продать в тот же день разным скупщикам и, уж конечно, не по двести лей, а дороже.
С таким намерением он вышел из лавочки, но чувствовал себя до того растерянным, что с трудом сообразил, откуда пришел и в какую сторону надо идти, чтобы вернуться в «Дакию».
Добравшись наконец до подъезда гостиницы, Дуцу остановился, растерявшись еще больше. Дело в том, что приехал он ночью, вышел на улицу рано утром и теперь никак не мог припомнить, по какой из двух лестниц ему подниматься, чтобы попасть к себе в комнату.
Увидев, что правая лестница чистая и застелена ковром, он не решился по ней идти, поднялся по левой и добрался до большого зала. Зал был пуст. В глубине виднелась сцена, тоже пустая.
Большой пустой зал, пустая сцена с беспорядочным нагромождением декораций способны были произвести тягостное впечатление на человека и с менее расстроенным воображением, чем у Дуцу.
Постояв мгновенье посредине зала, Дуцу ускорил шаги и очутился по другую его сторону, в узком и темном пустынном коридорчике.
Здесь никак не мог находиться его номер. А если бы даже он находился именно здесь, Дуцу не смог бы в него войти, и он пошел вперед, туда, где виднелся свет.
На свету Дуцу почувствовал себя несколько лучше. Но что толку? Перед ним тянулась бесконечная череда дверей, похожих друг на друга, и совершенно немыслимо было узнать, какая из них твоя.
— Ох! Грехи мои тяжкие! — вздохнул с досадой Дуцу.
Он только теперь заметил, что каждая дверь имела особый номерок. Как же сможет он найти свою комнату, не зная, какой у нее номер?
Блестящая идея! Ключ-то ведь при нем… Придется к двери — значит, комната его.
Однако идея была не только блестящая, но и дерзкая! Виданное ли дело, чтобы какой-то путешественник бродил по гостинице, пробуя у каждой двери свой ключ. Легко может случиться, что кто-нибудь задаст ему вопрос: «Чего вы, собственно, тут ищете?» — вопрос, которого так боялся Дуцу.