Избранное

Терзаемый завистью, господин Линь выбежал из-за прилавка и уставился на лавку конкурента. Тамошние приказчики — их было человек пять, — чинно выстроившись у прилавка, ждали покупателей. Но ни один из крестьян даже близко не подошел: поглядев, они шли дальше. У Линя отлегло от сердца, и он невольно усмехнулся.

Но вот к его лавке подошла еще группа крестьян — человек семь-восемь. Молодой парень шагнул вперед и, наклонив голову набок, принялся разглядывать заграничные зонтики. Господин Линь тут же повернулся к нему и осклабился: он решил лично заняться покупателем.

— Что, брат, заморский зонтик хочешь купить? Недорого возьму: стоит юань, отдам за девять мао![49] Ты только погляди, какой товар!

Приказчик мигом снял с полки два зонтика, раскрыл один, энергично сунул его парню в руку и пустил в ход всю свою профессиональную сноровку:

— Гляди, молодой хозяин! Верх сатиновый, ручка — из цельной кости, в дождь ли, в вёдро ли — надежно и красиво! Девять мао за штуку — куда еще дешевле?.. Те, что по юаню штука, и то хуже, сам погляди — сразу увидишь.

Парень стоял с зонтиком в руке, в растерянности раскрыв рот, не зная, на что решиться. Потом повернулся к старику, которому было уже за пятьдесят, как будто спрашивая: «Купить, что ли?» Но старик сердито закричал:

— Да ты что, Ада, рехнулся, что ли, зонтик покупать! За лодку дров едва выручили три юаня с небольшим, мать нас домой с рисом ждет — откуда у нас деньги на зонтик?

— Товар дешевый, да денег нет, — вздохнув, сказали стоявшие рядом крестьяне и неторопливо двинулись дальше. Парень весь залился краской, покачал головой и, положив зонтик, последовал за ними. Отчаявшись, Линь поспешил пойти на уступки:

— Эй, эй, братец, а сколько дашь? Да ты погляди: вещь-то какая прочная!

— Дешево-то оно дешево, да денег маловато, — ответил за парня старик и, схватив сына за руку, чуть не бегом заковылял дальше.

Господин Линь совсем приуныл и, чувствуя слабость во всем теле, вернулся за конторку. Да, торговать он еще не разучился — но крестьяне до того обеднели, что даже и зонтик за девять мао купить не могут!

Он снова покосился на лавку «Юйчансян»: люди стояли и смотрели, но к прилавку никто не подходил. А перед мелочной лавкой «Шэнтай» и кондитерской «Ваньшэнь» и вовсе никого не было. Корзины, которые несли крестьяне, были пустыми: редко когда выглядывал оттуда узелок из синей холстины, судя по всему — с рисом. Помещики и ростовщики успели подчистую отобрать у них даже поздний рис, собранный всего месяц назад, и крестьянам приходилось теперь втридорога покупать шэн[50]-другой для собственных нужд. «Вот так-то, — подумал Линь, — они и меня обобрали!»

Время близилось к полудню, улица обезлюдела, а Линь наторговал чуть побольше юаня — только-только, чтобы покрыть расходы на красно-зеленые бумажные полосы с извещениями о «снижении цен» и о «десятипроцентной скидке». Печальный, не решаясь поднять голову и взглянуть на дочь и на жену, вернулся господин Линь во внутренние помещения. Минсю, чуть не плача, забилась в угол.

— Целых четыре сотни юаней истратили, чтобы получить разрешение на продажу японских товаров, целый вечер их раскладывали, а что толку? Даже няне заплатить нечем…

— Не надо расстраиваться, еще только полдень, — шагая по комнате, утешал жену господин Линь. Но сердце его болело: все старанья поднять торговлю оказались напрасными. Не у него одного дела давно уже шли плохо. Народ обеднел — что с этим поделаешь? И все же он надеялся, что после полудня покупатели появятся. Местные жители обычно заходят в лавку во второй половине дня. Неужели они ничего не купят к Новому году? Продать-то он сумеет — были бы покупатели. Ведь товары у него дешевле, чем у других.

И господин Линь бодро уселся за конторку в ожидании послеобеденных покупателей.

После полудня улица обычно выглядела не так, как утром: прохожих почти не было, зато едва ли не каждого господин Линь знал в лицо и по имени — и не только его самого, но и отца его, и деда. Облокотившись о прилавок, он умильным взглядом встречал и провожал горожан, которые, неторопливо беседуя, проходили мимо его лавки, а завидя кого-нибудь из постоянных клиентов, хихикал и кричал:

— Что, брат, в «Цинфэнгэ» идешь, чайку попить? А у меня в лавчонке большая распродажа, может, зайдешь?

Кое-кто и вправду подходил к прилавку. Тогда приказчики и сам хозяин начинали вовсю суетиться, с необыкновенным проворством ловили взгляды предполагаемого покупателя: стоило ему случайно взглянуть на ту или иную вещь, как ее тут же снимали с полки и показывали. Господин Линь то и дело звал Минсю, сидевшую за резной дверцей, чтобы она поздоровалась с клиентом. Мальчик-ученик подносил чай и сигареты «Жемчужное ожерелье».

При расчете господин Линь был уступчив, как никогда. Брал счеты из рук приказчика и по просьбе покупателя для круглого счета сбрасывал с суммы несколько фэней[51] с таким видом, что ничего, мол, не поделаешь.

— Себе в убыток! — говорил он с улыбкой. — Но старым клиентам надо угождать. Заходите еще!